Старенький автобус дышал разгоряченным двигателем и отъехал от города довольно прилично. После деревни Колбановки тормознул, остановился у обочины. Они вышли, взвалили на спины рюкзаки и углубились в лес.
Повсюду валялись пластиковые бутылки, мусор. Сперва лес был запыленный, грустный. Потом посветлел, они петляли в густом подшёрстке поспевающей черники. Она пружинила под ногами мягким ковром, хотелось упасть в её прохладу и лежать, смотреть сквозь ветки в безоблачное небо.
Потом они набрели на уверенную тропу. Вскоре показались среди деревьев выгоревшие до легкой белизны армейские палатки.
Становилось жарко. В лагере тихо, людей почти не видно. Саша и Влад решили, что все ушли в поход, потому что лагерь был туристический.
Они оформили в школе кабинет по химии, их премировали путевками на сборы в этот лагерь от районо. Они должны были пройти подготовку по теории, ходить в походы, а по окончании сдать экзамен и получить удостоверение туриста тертьей категории. Так им объяснили при вручении путевок. Торжественно, на школьной линейке.
Палатки стояли в два ряда, напротив друг другу, по десять с каждой стороны. Аккуратные дорожки. По центру большая – штабная. Путевки у них принял загорелый до черноты, мускулистый мужчина с армейскими замашками и трудно было точно определить сколько ему лет. Звали его Петр Иванович.
Он пожурил за то, что Саша и Влад не прибыли вчера, как все, рассказал о порядке в лагере на время сборов, отвел в палатку в самом конце правого ряда, а по пути сказал, что к обеду ребята вернуться из трехчасового похода.
Они кинули рюкзаки, вышли к обрыву. Внизу, сквозь деревья, блестела и манила синей прохладой река. Хотелось купаться, но этого без команды и присмотра плаврука делать было нельзя – Петр Иванович предупредил об этом.
Справа высокая гора. Её огибала тропинка. Саша пошел по ней. Влад двинулся следом. Немного попетляли. Дышалось хорошо лесным, настоянным воздухом, но было жарко даже в тени. Лето выдалось жаркое и была особенная, густая и пряная, лесная духота.
Влад заметил чуть в стороне расселину, спустился. Среди кустов и высокой травы неприметный лаз. Он присел, заглянул внутрь, втиснулся в узкое пространство довольно далеко.
Вылез и позвал Сашу.
Гора состояла из плотного, коричневого песчаника и казалось была сложена из слоеных коричневых коржей.
Они по очереди пытались пролезть внутрь. Саша сбегал в палатку за фонариком. В глубине он обнаружил комнату и луч растворялся во мраке большого пространства. Похоже это была пещера и она тянулась очень далеко.
Влад предположил, что когда-то здесь прятались беглые работные люди. Места эти славились полезными ископаемыми.
Саша добавил, что возможно где-то здесь спрятан клад бунтовщиков со времен Пугачева и принёс багор с пожарного щита.
Стали по очереди расширять лаз. Послышались голоса, смех, это возвращались в лагерь туристы.
Влад и Саша устали, решили немного отдохнуть. Стояли, смотрели молча на вход в прохладу таинственной неизвестности.
– Ну вот, мы и добились своего, – сказал Влад, – полезем?
– Я – первый! – поднял руку Саша.
Неожиданно в глубине горы послышался гул, потом что-то громыхнуло и тропинка слегка сместилась у них под ногами. Прямо на глазах пластины песчаника сложились двумя ладошками и вход в пещеру наглухо закрылся.
Они вздрогнули.
– Капкан! – схватился за голову Влад.
– Вот видишь, – сказал Саша, – хорошо что отошли поссать, кто бы нас отыскал в этой грёбаной пещере?
Что-нибудь о тюрьме и разлуке,
Со слезою и пеной у рта.
Кострома ли, Великие Луки -
Но в застолье в чести Воркута.
Это песни о том, как по справке
Сын седым воротился домой.
Пил у Нинки и плакал у Клавки -
Ах ты, Господи Боже ты мой!
Наша станция, как на ладони.
Шепелявит свое водосток.
О разлуке поют на перроне.
Хулиганов везут на восток.
День-деньской колесят по отчизне
Люди, хлеб, стратегический груз.
Что-нибудь о загубленной жизни -
У меня невзыскательный вкус.
Выйди осенью в чистое поле,
Ветром родины лоб остуди.
Жаркой розой глоток алкоголя
Разворачивается в груди.
Кружит ночь из семейства вороньих.
Расстояния свищут в кулак.
Для отечества нет посторонних,
Нет, и все тут - и дышится так,
Будто пасмурным утром проснулся -
Загремели, баланду внесли, -
От дурацких надежд отмахнулся,
И в исподнем ведут, а вдали -
Пруд, покрытый гусиною кожей,
Семафор через силу горит,
Сеет дождь, и небритый прохожий
Сам с собой на ходу говорит.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
