Если бы Бог назначил женщину быть госпожой мужчины, он сотворил бы ее из головы, если бы - рабой, то сотворил бы из ноги; но так как он назначил ей быть подругой и равной мужчине, то сотворил из ребра
Вокзал. Цейтнот. Контейнер в пустоте.
Цыганский табор дел, до боли лишних...
Полцарства зерен в Сивке на плите.
"Наручник", призывающий на лыжи
вскочить - и через палки в колесе,
в пол-тушки, в четверть-чучелка - ломиться
в прекрасное далеко, где пинцет
конца миров врывает в землю лица,
которые - не лица.
Просто так.
Шматочки форм. Разменные купюры.
Поющие бездушьем на стояк.
Танцующие мерзло, будто куры -
под собственным наточенным ножом,
под пристальным соседовым "да пофиг!"
Смотреть на мир, когда глаза - тюрьма
смотрению.
И губы слишком сжаты
в иудопоцелуе...
Клоунок-
повязка неспасительных бретелей...
И дикая пустыня - между ног.
И рваный флаг из выдохов на белой
сплошной, когда движение - в три ря,
в три ряда двух сторон. И чертик сверху.
И снизу, между лыжин - "где ты, брат????"..
И сбоку нервно дергается веко
меж лыжин кисло слипшихся ресниц...
Цейтнот.
Цыплячий бег челночный между
пустот на нечистотах, - в черный рис,
проросший на груди больной надежды.
Цыганский табор чувств.
Безумный гвалт.
Кормленье кровью - в грязном поле чучел.
...а в воздухе пытается урвать
у мира ломтик счастья самый лучший
дуэт влюбленных - двух влюбленных ос,
не жаждущих в неблизкое "высоко":
внизу - слышнее (если сбавить кросс),
как тянется земля соленым соком
к ногам, влюбленным в землю.
И, когда
тебя сбивают - сладко быть земелькой
и чувствовать, как солнца нагота
вдевается в сосуды и петельки,
в повязку из туннелей на глазах,
в шпарынки между дел, смешных и лишних...
... и счастье, как грудная мелюзга,
пытается вскарабкаться на лыжи...
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединеньи!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданая семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы),-
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шопот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
