Морщится море, сдвигает брови,
Бросает волны сердито на галечный берег,
Ветер августовский обжигает болью.
И только чайки
Летают так, как будто ветер – опора крыльям,
Скользят по твёрдости воздуха виртуозно,
Вираж над рябью –
И, легко касаясь вершин водяных горок,
С хохотом (над нами бескрылыми смеются)
По пологой – вверх и вниз, и вверх.
Рядом дети чаек, серые чертенята,
Пищат, сверлят мозг ультразвуком:
«Дай рыбки, мама, дать покушать!», –
Мама-чайка не выдержит воплей
И отдаст рыбку вкусную со вздохом:
«Дети…»
А чаечата неловко (сейчас разобьются)
Вираж за виражом:
«Земля, дай разрешение на посадку!» –
Пытаются подлететь к кормилице, тщетно,
Ветер сносит в воду, плюх! Ну, слава Богу, сел…
Оказывается, летать – это просто,
После тысячного раза легко
Скользить по плотности воздуха.
Виртуозы воздушных пространств,
Чайки, всю жизнь тренируются,
Жизнь – это полёт.
Удачи!
Когда волнуется желтеющее пиво,
Волнение его передается мне.
Но шумом лебеды, полыни и крапивы
Слух полон изнутри, и мысли в западне.
Вот белое окно, кровать и стул Ван Гога.
Открытая тетрадь: слова, слова, слова.
Причин для торжества сравнительно немного.
Категоричен быт и прост, как дважды два.
О, искуситель-змей, аптечная гадюка,
Ответь, пожалуйста, задачу разреши:
Зачем доверил я обманчивому звуку
Силлабику ума и тонику души?
Мне б летчиком летать и китобоем плавать,
А я по грудь в беде, обиде, лебеде,
Знай, камешки мечу в загадочную заводь,
Веду подсчет кругам на глянцевой воде.
Того гляди сгребут, оденут в мешковину,
Обреют наголо, палач расправит плеть.
Уже не я – другой – взойдет на седловину
Айлара, чтобы вниз до одури смотреть.
Храни меня, Господь, в родительской квартире,
Пока не пробил час примерно наказать.
Наперсница душа, мы лишнего хватили.
Я снова позабыл, что я хотел сказать.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
