индиан саммертайм -
терпкий напиток,
напиток налитых кровью будней,
виноградных кровавых будней,
в которых
утонули,
словно гвоздики две
или два перчика,
пара
округлых камней -
прибитых
густым одеяльным мхом,
слушавшим голос...
она лежала на нем,
как на душе -
берилл какой-то
или берлин - над небом.
она лежала на нем,
как изумруд
листа, единого
в желтой охапке леса.
она лежала на нем,
словно жемчужина
на поднырнувшем горле.
и она говорила
так, как люди
совсем
не умеют
врать:
"камни рождаются
быть с человеком,
который -
лежачий камень.
жены рождаются,
чтоб под глазами
носить мешковину
с синькой.
небо рождается
вены раскрашивать
в птичие перекресты...
я это знала
на ватной дороге
из ваты-себя -
в твою.
только забыла,
увидев,
как в снах твоих
дни умирали стоя,
а я собирала их,
словно рыбешек,
в мешки под глазами...
помнишь,
мертвецы в твоих венках
заклинали явиться
духов индейцев,
а к ним выходили
теплые мельники
моих рук
и приносили пищу:
красную муку -
на завтрак,
когда в твоих глазах
мельтешили
красные зайчики,
приносящие душ и давку.
желтую муку -
на завтрак,
когда желтые зайчики
приносили в твои глаза
бред и солнце.
белую муку -
на обет,
когда в твои губы
белые зайчики
приносили
трусость чужих губ
и бледность
белых зайчиков,
не умеющих переживать зимы
в теплую одиночку.
и, наконец, - черную муку,
но о ней
мы никому-никому
не будем рассказывать,
чтоб
не рождать
зависть..."
так она говорила ему,
лежа
на его животе -
исполосованном
ресничными выдохами,
синими бесиками,
мотыльковыми лепестками,
опадающими с ее губ,
жарких иссохших губ
в помаде "индиан осень".
и он молчал -
словно
засыпающий боярышник.
и он молчал -
засыпанный этими лепестками.
и он молчал -
как тысячи мертвецов,
рассыпанных
в мификах
про сны и про мифы.
и пока он молчал,
с ним говорили камни -
В старом зале, в старом зале,
над Михайловской и Невским,
где когда-то мы сидели
то втроем, то впятером,
мне сегодня в темный полдень
поболтать и выпить не с кем —
так и надо, так и надо
и, по сути, поделом.
Ибо что имел — развеял,
погубил, спустил на рынке,
даже первую зазнобу,
даже лучшую слезу.
Но пришел сюда однажды
и подумал по старинке:
все успею, все сумею,
все забуду, все снесу.
Но не тут, не тут-то было —
в старом зале сняты люстры,
перемешана посуда, передвинуты столы,
потому-то в старом зале
и не страшно и не грустно,
просто здесь в провалах света
слишком пристальны углы.
И из них глядит такое,
что забыть не удается, —
лучший друг, и прошлый праздник, и —
неверная жена.
Может быть, сегодня это наконец-то разобьется
и в такой вот темный полдень будет жизнь разрешена.
О, вы все тогда вернитесь, сядьте рядом, дайте слово
никогда меня не бросить и уже не обмануть.
Боже мой, какая осень! Наконец, какая проседь!
Что сегодня ночью делать?
Как мне вам в глаза взглянуть!
Этот раз — последний, точно, я сюда ни разу больше...
Что оставил — то оставил, кто хотел — меня убил.
Вот и все: я стар и страшен,
только никому не должен.
То, что было, все же было.
Было, были, был, был, был...
1987
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
