Мне снилось, что я - комок воды, и брюхата ими,
как створка - жемчугом. То есть: зло, а внутри - пираньи
добра и света. И им так тесно в содоме дымном -
лежать под грустью, - как бедняку, что бездарно ранен
в живот. И нет никого - зашить или выдать ведьмам.
И нет кого любить, чтобы жить хотелось...
Мне снилось, что во мне есть зверушки света,
которым болью всласть пилось и отравой - елось.
... но иногда они выходят на берег.
Качают жемчугом.
Пахнут илистым джемом.
Глядят, как сушу полоской холодный Беринг
забросил к людям - холодным и совершенным.
Глядят, как, рты разинув, лягушки суден
глотают свет, морозный и високосный.
Вода стоит под коркой пятнадцать суток
и хочет лунки вымыть, как мертвый - кости.
Следы на льду фальшивы и одержимы:
сюда не ходят камеры черных Пятниц.
И только тучи висят на семи зажимах,
и просят ветер пошить из них пару платьиц.
...они выходят.
Зачем-то.
Из тонких устриц,
в которых столько живности не впихуешь... -
смотреть , как солнце гниет - пожилой капустой.
Лежать, как солнца - на рынке. Кричать: "Кому я?.."
Аукать тщетно...
И дохнуть.
В безводном штиле.
И проклинать ту воду, что отпустила...
Они во мне когда-то общажно жили -
в зеленом душном молчаль-печальном телесном иле.
Они мне снились - в заплывах к верным и не сдающим.
Они мне снились - на берегах, где прекрасна сырость...
Но стоит выйти - и ни следа на холодной суше.
И не вернешься: ведь я им тоже когда-то - снилась...
А. Чегодаев, коротышка, врун.
Язык, к очкам подвешенный. Гримаса
сомнения. Мыслитель. Обожал
касаться самых задушевных струн
в сердцах преподавателей – вне класса.
Чем покупал. Искал и обнажал
пороки наши с помощью стенной
с фрейдистским сладострастием (границу
меж собственным и общим не провесть).
Родители, блистая сединой,
доили знаменитую таблицу.
Муж дочери создателя и тесть
в гостиной красовались на стене
и взапуски курировали детство
то бачками, то патлами брады.
Шли дни, и мальчик впитывал вполне
полярное величье, чье соседство
в итоге принесло свои плоды.
Но странные. А впрочем, борода
верх одержала (бледный исцелитель
курсисток русских отступил во тьму):
им овладела раз и навсегда
романтика больших газетных литер.
Он подал в Исторический. Ему
не повезло. Он спасся от сетей,
расставленных везде военкоматом,
забился в угол. И в его мозгу
замельтешила масса областей
познания: Бионика и Атом,
проблемы Астрофизики. В кругу
своих друзей, таких же мудрецов,
он размышлял о каждом варианте:
какой из них эффектнее с лица.
Он подал в Горный. Но в конце концов
нырнул в Автодорожный, и в дисканте
внезапно зазвучала хрипотца:
"Дороги есть основа... Такова
их роль в цивилизации... Не боги,
а люди их... Нам следует расти..."
Слов больше, чем предметов, и слова
найдутся для всего. И для дороги.
И он спешил их все произнести.
Один, при росте в метр шестьдесят,
без личной жизни, в сутолоке парной
чем мог бы он внимание привлечь?
Он дал обет, предания гласят,
безбрачия – на всякий, на пожарный.
Однако покровительница встреч
Венера поджидала за углом
в своей миниатюрной ипостаси -
звезда, не отличающая ночь
от полудня. Женитьба и диплом.
Распределенье. В очереди к кассе
объятья новых родственников: дочь!
Бескрайние таджикские холмы.
Машины роют землю. Чегодаев
рукой с неповзрослевшего лица
стирает пот оттенка сулемы,
честит каких-то смуглых негодяев.
Слова ушли. Проникнуть до конца
в их сущность он – и выбраться по ту
их сторону – не смог. Застрял по эту.
Шоссе ушло в коричневую мглу
обоими концами. Весь в поту,
он бродит ночью голый по паркету
не в собственной квартире, а в углу
большой земли, которая – кругла,
с неясной мыслью о зеленых листьях.
Жена храпит... о Господи, хоть плачь...
Идет к столу и, свесясь из угла,
скрипя в душе и хорохорясь в письмах,
ткет паутину. Одинокий ткач.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
