когда твой Израиль дальше
мятого снега и его тяжких дум
когда твоё солнце пытается лизнуть мой лёд
я могу уверенно сказать, что мы с тобой – наши
хотя мы на расстоянии миллиардов лун
и между ними – твои сорок – кто-то врёт
он чихает и его мучает тысячелетний кашель
ты нежно укутываешь Его в клетчатый плед
растираешь грудь барсучьим салом
такое ощущение, что ни тебя, ни меня давно уже нет
что вообще вдруг никого не стало
а Он тяжко кряхтит и требует микстуру
зовёт: «Дорогая Роза, приготовьте глинтвейн
и пару кубиков новокаиновой блокады»
ты втираешь Ему в спину свои годы
вкалываешь обезболивающие лямуры
он становится бодрее и живей
ты называешь его луговой собачкой, он морщится
и говорит: «Не надо, я давно стал твоим крысом
Фёдором, стою пред тобой на задних лапках
вот-вот стану лысым
буду ходить в твоих тапках
и вести Шорт»
Первый снег, как в замедленной съёмке,
На Сокольники падал, пока,
Сквозь очки озирая потёмки,
Возвращался юннат из кружка.
По средам под семейным нажимом
Он к науке питал интерес,
Заодно-де снимая режимом
Переходного возраста стресс.
Двор сиял, как промытое фото.
Веренице халуп и больниц
Сообщилось серьёзное что-то —
Белый верх, так сказать, чёрный низ.
И блистали столетние липы
Невозможной такой красотой.
Здесь теперь обретаются VIP-ы,
А была — слобода слободой.
И юннат был мечтательным малым —
Слава, праздность, любовь и т.п.
Он сказал себе: “Что как тебе
Стать писателем?” Вот он и стал им.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
