Но после Гоголя писать о Пушкине как-то обидно.
А о Гоголе писать нельзя.
Поэтому я уж лучше ни о ком ничего не напишу.
Д.Хармс
***
Пушкин был великим поэтом и любил ассоциативное мышление. Однажды, в декабре, по дороге в Петербург, увидел он зайца – и возникла у него ассоциация с Сибирью. Тут же он вернулся в Михайловское записать стихотворение. Потом это стихотворение очень любил Герцен и всем показывал.
***
Илья Ефимович Репин написал портрет Мусоргского. Только написал – тот и помер. Написал портрет Куинджи – Куинджи помер. Писемского – помер. Начал писать Тютчева – Фёдор Иваныч и дожидаться не стал, помер на полпортрете. Заказали Илье Ефимычу из Киева Столыпина – холста не успел натянуть, Столыпина застрелили. Один Лев Николаевич Толстой устоял. Сколько не писал его Илья Ефимович – не помирал. Матёрый был человечище, глыба.
***
Николай Алексеевич Некрасов очень страдал от одиночества. Так и сказал однажды Панаеву: «Поверишь ли, друг, иной раз чернильницу бросить не в кого!» А потом добавил, пожимая ему локоть: «Отдай мне жену, друг Панаев!» Панаев, как человек интеллигентный, тут же и отдал. И никогда не жалел потом.
***
Пушкин любил, стоя на берегу моря, камнями кидаться, говоря при этом: «Прощай, свободная стихия!»
А камни, падая на дно морское, образовывали замысловатые композиции.
***
Как-то раз писатель Аркадий Петрович Гайдар встретил на троллейбусной остановке первого вице-премьера Егора Тимуровича Гайдара. Поглядел на него внимательно и спрашивает: «Товарищ, Вы не приходитесь родственником великому пролетарскому писателю Максиму Горькому?»
«Отнюдь!» - ответил польщённый Егор Тимурович, сел в подъехавший троллейбус и уехал на заседание редакционной коллегии.
А писатель Аркадий Петрович долго ещё стоял, бормоча себе под нос: «Нет! Где-то я его всё-таки видел!» Два троллейбуса пропустил таким образом.
***
Александр Исаевич Солженицын часто встречался на троллейбусной остановке с первым вице-премьером Егором Тимуровичем Гайдаром. И каждый раз приходил в негодование и плевал в урну. А Егор Тимурович ничего не мог поделать, поскольку урна для того и была предназначена.
***
Как-то раз писатель Аркадий Петрович Гайдар встретил на троллейбусной остановке Александра Исаевича Солженицына, а потом увидел подходящего к остановке Егора Тимуровича, который как раз собирался поехать на заседание редакционной коллегии. Аркадий Петрович Гайдар взял под руку Александра Исаевича Солженицына, отвел его подальше от урны и спросил конфиденциально:
– Товарищ, видите вон того товарища? Не приходится ли он случайно родственником великому пролетарскому писателю Максиму Горькому?
Александр Исаевич Солженицын пришёл в негодование, вырвал свою руку и возразил:
– Никому он не родственник. Это же – подлец Мишка Шолохов! Мне ли его не знать! Да я его даже без усов где хотите узнаю!
Подбежал к урне и всё-таки плюнул.
***
Великий поэт Серебряного века Валерий Брюсов очень ревновал свою жену к другому великому поэту Серебряного века – Андрею Белому. Однажды даже набил морду третьему великому поэту Серебряного века Константину Бальмонту. Тот тоже был подлец порядочный.
***
Великий поэт Серебряного века Константин Бальмонт, будучи женат на первой своей жене, от такой жизни выбросился из окна. Но с жизнью такой не покончил, а сломал руку и ногу. Рука, несмотря на уверения доктора, срослась нормально, а нога, несмотря на уверения доктора, срослась ненормально и стала короче. Так он и хромал всю жизнь, пока опять не выбросился из окна, будучи женат уже на третьей свей жене. И так удачно он выбросился, что сломал совсем другую ногу, и она стала ровно на столько же короче. Он и перестал хромать. Многие ему потом говорили: «Чего тянул? Раньше надо было выброситься, ещё при второй жене!»
Здесь когда-то ты жила, старшеклассницей была,
А сравнительно недавно своевольно умерла.
Как, наверное, должна скверно тикать тишина,
Если женщине-красавице жизнь стала не мила.
Уроженец здешних мест, средних лет, таков, как есть,
Ради холода спинного навещаю твой подъезд.
Что ли роз на все возьму, на кладбище отвезу,
Уроню, как это водится, нетрезвую слезу...
Я ль не лез в окно к тебе из ревности, по злобе
По гремучей водосточной к небу задранной трубе?
Хорошо быть молодым, молодым и пьяным в дым —
Четверть века, четверть века зряшным подвигам моим!
Голосом, разрезом глаз с толку сбит в толпе не раз,
Я всегда обознавался, не ошибся лишь сейчас,
Не ослышался — мертва. Пошла кругом голова.
Не любила меня отроду, но ты была жива.
Кто б на ножки поднялся, в дно головкой уперся,
Поднатужился, чтоб разом смерть была, да вышла вся!
Воскресать так воскресать! Встали в рост отец и мать.
Друг Сопровский оживает, подбивает выпивать.
Мы «андроповки» берем, что-то первая колом —
Комом в горле, слуцким слогом да частушечным стихом.
Так от радости пьяны, гибелью опалены,
В черно-белой кинохронике вертаются с войны.
Нарастает стук колес, и душа идет вразнос.
На вокзале марш играют — слепнет музыка от слез.
Вот и ты — одна из них. Мельком видишь нас двоих,
Кратко на фиг посылаешь обожателей своих.
Вижу я сквозь толчею тебя прежнюю, ничью,
Уходящую безмолвно прямо в молодость твою.
Ну, иди себе, иди. Все плохое позади.
И отныне, надо думать, хорошее впереди.
Как в былые времена, встань у школьного окна.
Имя, девичью фамилию выговорит тишина.
1997
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
