... а может быть, в берёзовой сирени,
а может быть, в сочельник мёрзлых снов
микстурщицу с кореньями мигрени
прихлопнет муха крылистым веслом.
Жужжа-зевнёт и спрячется в бахилах
оконной рамы, за которой - сад:
в нём дымчатые люстры в дрозофилах-
домишках вверх тормашками висят.
В нём скрюченные листики конвоев
вчерашних ароматов хриплых трав
качаются по трое и по двое,
как деревенский сломанный журавль.
Там спит фазан по кличке фОма Синий
в ладонях обанкроченных невер,
и ангелы бросают апельсины
с коврово-самолётящих фанер,
а их не ловят...
Удочки - косые...
Зевает муха.
Холм стены дрожит...
По потолку гуляют, как гусыни,
отсветы фар.
Коренья ворошить
пытается ведьмачка Думы-Дума...
Колдует: лоб морщинистых корыт,
огонь неохранимый, букву "умер",
осколок в рёбрах - как метеорит,
падучий в пятки от шумов в грудине
сно-города...
Коренья тянет в рост...
Сидят по хатам девки-берегини.
Сидят комашки в трупиках мимоз.
Сидят берёзы в арестантстком чёрном.
Сидит окно в божественной слезе...
И ходит время, словно кот учёный,
рассказывая сказки всем-всем-всем...
Уж не за мной ли дело стало?
Не мне ль пробьет отбой? И с жизненной бразды
Не мне ль придется снесть шалаш мой и орало
И хладным сном заснуть до утренней звезды?
Пока живется нам, всё мним: еще когда-то
Нам отмежует смерть урочный наш рубеж;
Пусть смерть разит других, но наше место свято,
Но жизни нашей цвет еще богат и свеж.
За чудным призраком, который всё нас манит
И многое еще сулит нам впереди,
Бежим мы - и глаза надежда нам туманит,
И ненасытный пыл горит у нас в груди.
Но вот ударит час, час страшный пробужденья;
Прозревшие глаза луч истины язвит,
И призрак - где ж его и блеск, и обольщенья? -
Он, вдруг окостенев, как вкопанный стоит,
С закрытого лица подъемлет он забрало -
И видим мы не жизнь, а смерть перед собой.
Уж не за мной ли дело стало?
Теперь не мне ль пробьет отбой?
<1845>
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
