...я знаю, что - не принято просить!
Тссс-тсссс...
И - вот. Иду. Почти. Приятно...
Мой шаг, как надоеда-муэдзин,
тревожит стон славянок, из парадных
прощающих дорогу в дом, где их
не ждут родные трубы или трупы...
Хвостится небо стайкой голубих.
Нацелена скамейка, словно рупор
движения, застывшего в себе, -
на дом глухих, в котором спят вполуха...
Заря лимонно-восковой щербет
вливает в темя набалконных пугал -
футболок и повешенных.
Светла
прохлада губ врача дежурной "скорой"...
Рисует пяткой контур дня метла.
В запой выводят к солнцу свои корни
бетонные поля для битв детей.
Коленкой пахнет
(а тоской - не пахнет)...
... старухи на обмылки площадей
выносят, как последнюю рубаху,
сор из избы, в которой им - ковер
под дверью, и гостинчики-лекарства...
Трамвай летит, как дядька-Черномор,
и люди в бороде, кроваво-красной,
запутавшись тараньково, молчат.
Лишь чьи-то анны-горести кулоном
под воротом варнякают. И чад
Помпеи из чадры одеколонной
выглядывает мерзко.
...шарк-шарк-шарк...
Раздутый шарик - под раздетым дубом...
Течет вода под мой лежачий шаг.
Булыжник теплый разминает губы
на саксофоне сдавленных следов
видавших солнце - в месиве из жилок
и сала злобных цельсиев...
...светло.
Скамейка, как наточенное шило,
нацелена на бег стоящих пней.
Гнездится небо на полете мухи....
И я стою - в бараковой толпе,
как нищенка, прося:
"Подай мне руку"...
По улице моей который год
звучат шаги — мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.
Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и — мудрая — я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.
И вот тогда — из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
1959
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
