Я слушал непрерывный дождь
всю эту ночь, все эти годы –
как будто бы вернули моду
носить размокший макинтош,
и будто подавали грош
немые вымокшие тени
и уходили молча в дрожь
без предпочтений и хотений.
Иль будто ехали ко мне
подводы непрерывным цугом
и удалялись долгим кругом,
скрипя на вымокшем гумне.
Я будто умер на войне
и размокал один в окопе,
а кто-то взрослый в микроскопе
увидел каплю на стене.
И всё текло – в воде, в вине,
в непросыхающем обрате –
всплывало, путалось на дне,
слипалось, пухло в инфильтрате,
приготовляясь к ноябрю,
к его смирительной рубашке,
где по огромной промокашке
я кляксы темные зубрю.
Время за полночь медленным камнем,
За холодным стеклом ни шиша.
Только мы до утра тараканим,
Насекомую службу верша.
В эту пору супружеской пашней
Рассыпают свои семена
Обитатели жизни всегдашней,
Не любившие нас дотемна.
Разве дома тебя не ругали
За привычку в такие часы
Разминаться по стенке кругами,
Вдохновенно топорща усы?
В эту пору внутри организма
Незакатное пламя бело,
Но, как яркий пример атавизма,
Нелетавшее дремлет крыло.
Не кори, что в ближайшую среду
Тихомолкой в кухонном тряпье
Я с родительской площади съеду,
Изменив тараканьей тропе.
Но, зайдя к тебе прежде за плинтус,
Керосину хлебнуть задарма,
Я от слез неожиданных слипнусь,
И проститься не хватит ума.
Для того ли мы дни раздарили,
Как реликтовый бор под пилу,
Чтобы нас, наконец, раздавили
На чужом пенсильванском полу?
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
