А помнишь свист, раздавшийся в начале?
Мир полон был священной тишиной,
на пепелище угли догорали
в преддверии грядущих паранойй.
Мне нравилось неправильное время,
йотированный ужас падежа
и пахнущее семечками семя,
которое вонзалося, дрожа,
в тщету пастпубертатного изюма
шпигованной рассыпчатой халвы.
Наверное, позвать пытались Юма
пресечь интоксикации молвы
цианистым молчанием пароля,
замотанного в летнее кашне,
хиазм диминуэндо и бемоля
созрел в метаболической квашне
и произвел фунебре патефона,
сломавшего расчисленный завод –
печальный дым прощального шифона
протек вдоль потускневших катафот.
В том неглиже сознания и воли,
как на меже, где чванились ужи,
раздался свист, и наши вакуоли
по тесным клеткам начали кружить.
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
