От себя не сбежишь – в барбарисовых пальцах боли
поперхнёшься соломкой, подстеленной под разломы, -
притворяясь монголом, ступившим на звёздный полюс,
набивая истомой тела души оскому.
Словно Карлсон, пропеллер целя на цели нищих,
словно женщина вправду, нежа-кляня товарок,
ты в себя сиганёшь, будто в Сену – протёкшей крышей,
и очнёшься в себе, как в сене – чумной огарок.
И сплетёшь из себя бумажных цветов гирлянду.
И задушишь подушкой писк волчий и пифий Майя…
И платком промокнёшь улыбку, как водкой – ландыш,
когда ближнему скажешь: «Слышишь? Я умираю –
от того, что город – чёрный, что ухо Бима,
от того, что блуждаешь, бьёшься – а мельник: «Глухо»…
Здесь сбивают людей, как махорки кровавый бивень.
Здесь ковчеги бросаются в мойку, а в мойке – сухо…
Леворукие ангелы крестятся мелко – снегом
из предплечья лета, летящего к птицам диким…
Барабаны будильников бьют, объявляя сектор
Невезения: густ крокодил. Не берёт мотыга
чешую не-встречаний, зияющих алой пастью.
Всё копаешь, копаешь… - Колодец. А клада – фига.
Нарывают часы. Опадает с мизинца пластырь
из терпилы-терпения. Колется ежевика
на подкладке ежовых варежек дяди Возраст.
Муми-тролль и Снусмумрик ходули глодают в гроте…
От себя не сбежишь, как от мухи, калеки, тоста:
то – Париж, то – три буквы. То – курица, то – работа»…
Говоришь: «Умираю». Тебе – про исчадья Африк.
Говоришь: «Заедает….» - Смеются. Суют закуску.
Не уходит, а «делает дело» всенощно маврик.
Сосёт пазуху камушек-кот на цепи тунгусской:
то – направо, то – влево… То – сон из руки, то – песню
из резиновой дудочки. То – иллионский бонус –
предвкушение радости, что – по-собачьи вместе,
и ступаешь какой-то Белкой на звёздный полюс –
и…. становишься спутником боли своей. И светишь,
как луна в Вальпургиеву ночь, что длиннее года…
Говоришь: «Умираю».
Тебе наливают ветер.
Нарезают плотву.
Прощаются.
И уходят.
Когда я утром просыпаюсь,
я жизни заново учусь.
Друзья, как сложно выпить чаю.
Друзья мои, какую грусть
рождает сумрачное утро,
давно знакомый голосок,
газеты, стол, окошко, люстра.
«Не говори со мной, дружок».
Как тень слоняюсь по квартире,
гляжу в окно или курю.
Нет никого печальней в мире —
я это точно говорю.
И вот, друзья мои, я плачу,
шепчу, целуясь с пустотой:
«Для этой жизни предназначен
не я, но кто-нибудь иной —
он сильный, стройный, он, красивый,
живёт, живёт себе, как бог.
А боги всё ему простили
за то, что глуп и светлоок».
А я со скукой, с отвращеньем
мешаю в строчках боль и бред.
И нет на свете сожаленья,
и состраданья в мире нет.
1995, декабрь
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
