Невыносимые фланелевые шторы
Не поднимают окон веки по утрам.
На принте чьи-то фирменные шпоры
Или хвосты комет летят в хвосты котам.
Под люстрой притаилось кресло-папа.
С отвагой плюша дом свой стережет -
Приятно сжаться в его мягких лапах
Тому, кто что-то очень долго ждет.
У нерезонного побитого комода
Сияют взглядом ручки из слюды
Как будто терли маслом их полгода,
А корпус пухл, как будто бы воды
Набрался до расслойки плотной стенки.
Монетами завален реквизит
Убогий Бога медного оттенка
В форме креста. Копилка малахит.
Мы ждем: я духа, расшатавшего и без того запутанные нервы. Дом – душу, светом озаряющую
ключа в замочек звуком первым.
Обречена здесь каждая попытка:
Бобыль! Сухарь! И женоненавистник!
Твоей самодовольною улыбкой.
Эмоций женских этот тонкий хлыстик
Ты запускаешь в каждую слезу
Как леску прочного удилища,
Грузило, поплавок, подвижную блесну.
В бесстыдное свое чистилище,
Вылавливая лучшее из лучших.
И не было здесь ни одной, ни модной
Истории любви с благополучным
Концом и продолженьем оной.
Пойми, ну не бывает занавесок
Такой материи! И кресло – это
И комод -лишь фурнитура и довесок
К тебе нелепому. Конфеты
Без обертки собирают пыль –
Без Бога душный ты фигляр, не джокер,
И без нательного креста не богатырь,
Без пары ранга одного – не покер.
Я прочитала, погрущу – забуду
Тебя, как вход в волшебный шкаф
Из детской сказки - странную причуду,
Как летом забывают теплый шарф.
Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
28 декабря 1961
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.