***
Мы были юные творцы,
В нас вожделения алели,
Мы, как озябшие скворцы,
На профиль Ваш в окне глядели.
Вы раздевались в поздний час,
В разверстом оке старца-дома,
Пылала жаркая истома,
Скрипел перстами старый вяз,
Который нас благословенно
Укрыл в мозолистых ветвях,
Шептал, скрывая стыд, и страх
Быть пойманным. Осатанело,
Взрывая берега сердец,
стучала кровь в висках:
«вот-вот,
и теплый
ветер-сорванец
облапит
бедра и живот…»
Но полон скуки и зевот,
Как лунной тени белый полоз
на глади темного пруда,
Ваш хладный, серебристый голос:
«Подите на &&&, господа!»
***
Медвяной липой полон день,
И янтарем исходят тени,
Здесь полдень добавляет в лень
Соседских рыжих пчел гуденье.
Проселочной дороги ствол,
Ветвит тропинки и дорожки.
Здесь слышен быт и сытный стол
В мяуканье соседской кошки
Здесь сиплым морем спеет рожь,
И жизнью хлебный мякиш пышет,
Здесь земляникой пахнет дождь,
и у соседей семь детишек.
Вечор к луне на облучки
Влезают светлячки по знаку,
Уснули звезды и сверчки,
Но не соседская собака.
Здесь воздух сдобно невесом,
Здесь хмель, ромашки, лен, и солод
В предутренний ворвется сон
Гусей соседских дружный гогот.
Туман - предутренний недуг
Расплескан по безбрежной дали,
И росами заплакан луг,
Но вот соседи за&&&ли …
Белеет аист одинокий
В е%%ле моря голубом,
Где выхухоли моют ноги,
Где я с Мавроди незнаком;
Соседских семеро детишек
### Глашу @@ вдруг, -
И под столом никто не слышал,
Как росами зан луг..
За№№№н луг, сорри(
А изначально хороший был стих))))))))))))))
"не виноватая я...")))
это от имени другого персонажа написато, а он тот еще тип)
"Грустит в углу Ваш попугай Флобер
Он говорит "jamais" и плачет по-французски"
Александр Вертинский
Ах, оставьте меня, моя Прелесть!
Ваши позы и слёзы - смешны...
Ваши скучные ласки приелись.
Вы нисколечко мне не нужны.
Да и я Вам, пожалуй, не нужен.
Постарайтесь, мой Ангел, понять:
Верным Рыцарем, Любящим Мужем-
Этих ролей мне Вам не сыграть.
Только как Вы могли, Дорогая,
Изловчиться, тайком от меня,
Научить моего попугая
Неприличному слову Х..НЯ ?!!!
ой! я тоже знаю ПРО великих
С утра садимся мы в телегу,
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл! Е*ёна мать!
(с)
Я еще знаю, там мата меньше, но оно настолько пошлее... жесть. А автор тоже.
блин... тоже = тот же
Гусары,молчать!))))
Вертинского люблю) а вот такого не читала)
мерси-мерси))
Пардоньте, но Вертинского здесь только эпиграф:-)
Надо было шрифт поменять...:-(
Виталий,Вы замечательный!)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Провинция справляет Рождество.
Дворец Наместника увит омелой,
и факелы дымятся у крыльца.
В проулках - толчея и озорство.
Веселый, праздный, грязный, очумелый
народ толпится позади дворца.
Наместник болен. Лежа на одре,
покрытый шалью, взятой в Альказаре,
где он служил, он размышляет о
жене и о своем секретаре,
внизу гостей приветствующих в зале.
Едва ли он ревнует. Для него
сейчас важней замкнуться в скорлупе
болезней, снов, отсрочки перевода
на службу в Метрополию. Зане
он знает, что для праздника толпе
совсем не обязательна свобода;
по этой же причине и жене
он позволяет изменять. О чем
он думал бы, когда б его не грызли
тоска, припадки? Если бы любил?
Невольно зябко поводя плечом,
он гонит прочь пугающие мысли.
...Веселье в зале умеряет пыл,
но все же длится. Сильно опьянев,
вожди племен стеклянными глазами
взирают в даль, лишенную врага.
Их зубы, выражавшие их гнев,
как колесо, что сжато тормозами,
застряли на улыбке, и слуга
подкладывает пищу им. Во сне
кричит купец. Звучат обрывки песен.
Жена Наместника с секретарем
выскальзывают в сад. И на стене
орел имперский, выклевавший печень
Наместника, глядит нетопырем...
И я, писатель, повидавший свет,
пересекавший на осле экватор,
смотрю в окно на спящие холмы
и думаю о сходстве наших бед:
его не хочет видеть Император,
меня - мой сын и Цинтия. И мы,
мы здесь и сгинем. Горькую судьбу
гордыня не возвысит до улики,
что отошли от образа Творца.
Все будут одинаковы в гробу.
Так будем хоть при жизни разнолики!
Зачем куда-то рваться из дворца -
отчизне мы не судьи. Меч суда
погрязнет в нашем собственном позоре:
наследники и власть в чужих руках.
Как хорошо, что не плывут суда!
Как хорошо, что замерзает море!
Как хорошо, что птицы в облаках
субтильны для столь тягостных телес!
Такого не поставишь в укоризну.
Но может быть находится как раз
к их голосам в пропорции наш вес.
Пускай летят поэтому в отчизну.
Пускай орут поэтому за нас.
Отечество... чужие господа
у Цинтии в гостях над колыбелью
склоняются, как новые волхвы.
Младенец дремлет. Теплится звезда,
как уголь под остывшею купелью.
И гости, не коснувшись головы,
нимб заменяют ореолом лжи,
а непорочное зачатье - сплетней,
фигурой умолчанья об отце...
Дворец пустеет. Гаснут этажи.
Один. Другой. И, наконец, последний.
И только два окна во всем дворце
горят: мое, где, к факелу спиной,
смотрю, как диск луны по редколесью
скользит и вижу - Цинтию, снега;
Наместника, который за стеной
всю ночь безмолвно борется с болезнью
и жжет огонь, чтоб различить врага.
Враг отступает. Жидкий свет зари,
чуть занимаясь на Востоке мира,
вползает в окна, норовя взглянуть
на то, что совершается внутри,
и, натыкаясь на остатки пира,
колеблется. Но продолжает путь.
январь 1968, Паланга
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.