Если бы Бог назначил женщину быть госпожой мужчины, он сотворил бы ее из головы, если бы - рабой, то сотворил бы из ноги; но так как он назначил ей быть подругой и равной мужчине, то сотворил из ребра
шёл я по рынку, стихи не пишутся, выпить хочется
мечтал о счастье, любви большой и светлой
смотрю – вот оно счастье, надо его купить срочно
«беру не торгуясь, заверните, пожалуйста, в газету»
«боюсь вы его не поднимете, оно необъятное
товар не весовой, завернуть не хватит никаких газет.
были экземпляры поменьше с тусклыми пятнами
с утра расхватали, хотя в них счастья никакого нет»
необъятное счастье смотрит на меня и виляет хвостом
глаза преданные насквозь пробивают
«возьми меня, мы будем вечерами писать стихи вдвоём
о том, как улетает журавлиная стая»
мне стало жалко необъятное счастье, даже смешно
«так ты графоман со стажем, родное моё хвостатое
в кои-то веки я тебя вот так случайно нашёл а
твой взгляд как расстрельного взвода солдата»
и обнял я его, необъятное, прижал к груди, заплакал
оно съёжилось до уменьшительных размеров, разревелось
счастье светилось на моём лице, пока нёс его до дому
налил в блюдце молоко и сказал: «на-ка,
лакай, но не уходи слишком быстро к другому,
напишем вдвоём стихи о том, что такое верность»
В начале декабря, когда природе снится
Осенний ледоход, кунсткамера зимы,
Мне в голову пришло немного полечиться
В больнице # 3, что около тюрьмы.
Больные всех сортов - нас было девяносто, -
Канканом вещих снов изрядно смущены,
Бродили парами в пижамах не по росту
Овальным двориком Матросской Тишины.
И день-деньской этаж толкался, точно рынок.
Подъем, прогулка, сон, мытье полов, отбой.
Я помню тихий холл, аквариум без рыбок -
Сор памяти моей не вымести метлой.
Больничный ветеран учил меня, невежду,
Железкой отворять запоры изнутри.
С тех пор я уходил в бега, добыв одежду,
Но возвращался спать в больницу # 3.
Вот повод для стихов с туманной подоплекой.
О жизни взаперти, шлифующей ключи
От собственной тюрьмы. О жизни, одинокой
Вне собственной тюрьмы... Учитель, не учи.
Бог с этой мудростью, мой призрачный читатель!
Скорбь тайную мою вовеки не сведу
За здорово живешь под общий знаменатель
Игривый общих мест. Я прыгал на ходу
В трамвай. Шел мокрый снег. Сограждане качали
Трамвайные права. Вверху на все лады
Невидимый тапер на дедовском рояле
Озвучивал кино надежды и нужды.
Так что же: звукоряд, который еле слышу,
Традиционный бред поэтов и калек
Или аттракцион - бегут ручные мыши
В игрушечный вагон - и валит серый снег?
Печальный был декабрь. Куда я ни стучался
С предчувствием моим, мне верили с трудом.
Да будет ли конец - роптала кровь. Кончался
Мой бедный карнавал. Пора и в желтый дом.
Когда я засыпал, больничная палата
Впускала снегопад, оцепенелый лес,
Вокзал в провинции, окружность циферблата -
Смеркается. Мне ждать, а времени в обрез.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
