Она бежала за уходящим
последним автобусом.
Она с надеждой махала рукой
боковому зеркалу.
А в голове "подождите!"
стучало охрипшим голосом.
И тут автобус стал.
Она вскочила в него.
Поехали...
Она так долго
прийти не могла в себя.
Размышляла
О том, что раньше
могла бы и дольше бежать -
да запросто!
Что годы взяли своё.
А если война?
Как, всё-таки, мало
своим помочь она сможет.
Ну, разве что
готовить еду для бойцов
да раненых бинтовать,
приказывать им
не сметь умирать,
сквозь слезу улыбаясь и
подавляя
свой горький
стон,
который
застрял бы в груди
вместо слов...
Она сошла
на своей остановке,
от холода ёжась.
Захлопнулись двери.
Умчался последний автобус...
Пока она трясётся в автобусе, а не в трёхтонке... Вспомнила слова бабушки "до сорок третьего года было воевать тяжело, потом легче". Так могут сказать только люди, умеющие сравнивать войну с войной. Мы ещё пока только с миром...
Это мы даже еще не сравниваем. Это мы пока еще очень издалека примеряем на себя...
А на самом деле всё это в стихе из нашего телефонного разговора с подругой. Возраст, черт бы его побрал. А ведь раньше она и на мотоцикле рассекала, и спортивная такая была, и боевая, и красавица, каких еще поискать...
Хорошее, Тамик.
Спасибо, Наташа. Уж какое получилось...)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
28 декабря 1961
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.