Я слышал -
читала как-то актриса
письмо Татьяны к Онегину
и думал - надо ж случиться,
что ни одна бллль…ин, девица
так не писала ко мне. Ему,
Онегину, что? -
Господь назначил иначе -
роль местечкового мачо
нести по жизни небрежно?
Чтоб так навящиво-нежно
татьяны под ним стелились?
Откуда он только вылез?
Да он по нынешним меркам
как та протёртая тряпка.
Вот у меня есть девятка
вся в молдингах и в наклейках
а мне так в жисть не напишут
будь я по рейтингу выше
будь я тут местный Жан-Клод ван Дамм
Да я на Пушкенда в суд подам!
А, он уже умер?
Ну, Бог с ним
Пусть судят кроты его кости
Спросил Иванова Вову:
Тебе так писали клёво
какие-нибудь татьяны?
Но Вова с утра был пьяным
Вова не понял прикола
Вове и так кайфово
Оформил он вслух мысли эти так,
в изысканнейших эпитетах
Спросил Либерзона Зяму:
Тебя так любили дамы,
как этот сукин сын Пушкен
описывал, мать его в душу?
Ой, вейзмир, - ответил Либер,
ты в этом таки увидел
на десять копеек правды?
Так слушай, жертва подставы -
их там не жилО на свете
ни Жени, ни Тани этих -
так мудрый Зяма ответил
Я сел под сенью деревьев
и, плача, выскреб на жерди
известным острым предметом -
НЕ ВЕРЬТЕ БОЛЬШЕ ПОЭТАМ!
ПОЭТАМ БОЛЬШЕ НЕ ВЕРЬТЕ!
Засим подписался -
Перьев.
Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
- Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем,- и через плечо поглядела.
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки, - идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни.
Далеко в шалаше голоса - не поймешь, не ответишь.
После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке;
В каменистой Тавриде наука Эллады - и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.
Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,-
Не Елена - другая, - как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
11 августа 1917, Алушта
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.