Сценка
Действующие лица:
Вития - импозантный мужчина с брюшком. 50 лет. Философ и поэт.
Амиго из Испании - не менее импозантен, спортивен, любит пиво.
Воздух чист и прозрачен.
По высокому берегу тихой реки меж могучих дубов и стройных сосен неторопливо идут Вития и, приехавший к нему в гости из Испании, матадор Амиго. У Амиго в руке тяжелое пиво.
Пейзаж за рекой на редкость красив и напоминает натюрморт художника Васнецова или свадебное одеяло знакомой девушки Луши - из разноцветных лоскутков. За всем этим природным великолепием прячется трепетная тайна, которая не подвластна простому человеческому уму.
-Да, Амиго, – неторопливо говорит Вития своему попутчику, чтобы как-то прервать молчание. – Вот ты все говоришь – бык, да бык..... А что бык? Я не отрицаю.. Должно быть - это сказочно красиво, когда огнедышащая животина с красными глазами и полуметровыми рогами ломится к твоей беззащитной фигуре?! А ты в мгновенье ока легко и изящно увертываешься от этого братоубийственного снаряда и через секунду уже опять король ринга! Действительно, это здорово, хотя и страшно!
Амиго, смущается и, чтобы сгладить стеснение от лестных слов приятеля, останавливается между сосен и, устремив пивное дно в зенит, приникает у бутылочному горлу.
-И ничего не страшно, между прочим, – говорит он, оторвавшись от пива и выдохнув. - Ты ведь быков то, кроме Стеши, почитай и не видывал. Бык-быку рознь. Одному и ведра хватает, а другого поишь, поишь, а он только трезвее ....
-Это так,- покровительственно замечает Вития, с удивлением вняв последним словам матадора. – Но, во всем можно видеть три уровня действительности.
-Как это?
-А вот так:
1. Обычный зритель видит только то, что на матадора нападает бык.
2. Умный зритель видит, что бык нападает, но он еще и вдрабадан.
3. А я вижу, что и бык вдрабадан, и матадор вдребезги, но, все-таки, он чуть трезвее быка. Следовательно, человек и станет победителем. Да и шут с ними с быками.... Ты посмотри, какая природа вокруг?! Веришь - нет, брат Амиго, я вчера даже стихотворение сочинил. Навеяло.
-Про быков?
-Гм..... Я пишу о загадочном и строгом храме вечном. О природе. И знаешь, я пришел к выводу, - сегодня в мире не хватит слов, чувств и восторга, чтобы описать великолепие нашей эстонской природы. Это только музыке под силу. Жаль, что я не Вивальди. Но, пишу, как на уровне сознания, так и на уровне подсознания.
-Много уже написал?
-Да нет. Музыка во мне бурлит и клокочет, но я не знаю нот, чтобы все это записать. Поэтому, все остается во мне. И там так много прекрасного?!
-Ха! - Восклицает Амиго. - Тамдем! Ты сочиняешь музыку, а я записываю ноты. Меня же Фурыч перед прошлыми выборами нотной грамоте обучил! И бумага при себе.
-Ну, давай попробуем, - с сомнением говорит Вития. Только ты все в точности записывай. Вон видишь береза стоит? Высокая, изящная, кудрявая... Вот тут побольше патетики. А где осинки и березки листочками трепещут – там лирика. Я, значит, напеваю, а ты записывай. Поехали:
"пам-бам, бам-ба бам, пам парам., бум-бум-бум"...
-Стой, стой.... я же не магнитофон. Какую ноту сейчас записывать?
-Вот эту - "бум-бум". А главное не забывай, - учит Вития, - должна быть полная гармония динамики, тональности и темпа. Вот в это месте - должно быть: "ба-м-м-м, па-м-м, пара-рам"... – величественно, с тонким переходом туда и обратно. Чтобы ни тени юмора или сарказма в музыке. Видишь дуб, как вверх устремился? Здесь только патетика и ничего другого "Бум-ба-а-а-ам".....
Амиго «Бу-ба-а-а-ам».. торопливо переносит в ноты.
Когда высокие деревья по пути следования друзей заканчиваются, а ольха и прочая осока не достойны не только музыки, но даже и «буржуйки», Вития приказывает - Повтори по нотам.
Амиго читает ноты: "пам-бам, пам парам., бум-бу-рум-бум-ба-бам"..., жестикулируя при этом руками. Закончив, он сам же и восхищается – ЗдОрово! Что-то даже в душе трогает.
Лицо Витии выражает улыбку, он тоже удовлетворен.
-Теперь только осталось воспроизвести все это на музыкальном инструменте – говорит Амиго.. Может даже и прославимся?
-Вполне возможно – весело потирает руки Вития. - А воспроизвести – пустяк. У меня тёща музыку в тюрьме преподает. Сейчас отдадим ей ноты, сами по рюмахе,.... и спать. А ей велю разбудить нас утром аккомпанементом нашей с тобой музыки.
Утро. Тихая улочка эстонской Столицы. Дворники размерено машут метлами, ничуть не нарушая тишины утреннего пейзажа. Вдруг из открытой двери балкона на пятом этаже, как хлопок вырывается и парит над острыми крышами Таллина величественная музыка, в которой ощущается торжество нот над всем дышащим, грешным и низменным.
Дворники недоуменно переглядываются и узнают в ней « Гимн Советского Союза».
:-))
Закат, покидая веранду, задерживается на самоваре.
Но чай остыл или выпит; в блюдце с вареньем - муха.
И тяжелый шиньон очень к лицу Варваре
Андреевне, в профиль - особенно. Крахмальная блузка глухо
застегнута у подбородка. В кресле, с погасшей трубкой,
Вяльцев шуршит газетой с речью Недоброво.
У Варвары Андреевны под шелестящей юбкой
ни-че-го.
Рояль чернеет в гостиной, прислушиваясь к овации
жестких листьев боярышника. Взятые наугад
аккорды студента Максимова будят в саду цикад,
и утки в прозрачном небе, в предчувствии авиации,
плывут в направленьи Германии. Лампа не зажжена,
и Дуня тайком в кабинете читает письмо от Никки.
Дурнушка, но как сложена! и так не похожа на
книги.
Поэтому Эрлих морщится, когда Карташев зовет
сразиться в картишки с ним, доктором и Пригожиным.
Легче прихлопнуть муху, чем отмахнуться от
мыслей о голой племяннице, спасающейся на кожаном
диване от комаров и от жары вообще.
Пригожин сдает, как ест, всем животом на столике.
Спросить, что ли, доктора о небольшом прыще?
Но стоит ли?
Душные летние сумерки, близорукое время дня,
пора, когда всякое целое теряет одну десятую.
"Вас в коломянковой паре можно принять за статую
в дальнем конце аллеи, Петр Ильич". "Меня?" -
смущается деланно Эрлих, протирая платком пенсне.
Но правда: близкое в сумерках сходится в чем-то с далью,
и Эрлих пытается вспомнить, сколько раз он имел Наталью
Федоровну во сне.
Но любит ли Вяльцева доктора? Деревья со всех сторон
липнут к распахнутым окнам усадьбы, как девки к парню.
У них и следует спрашивать, у ихних ворон и крон,
у вяза, проникшего в частности к Варваре Андреевне в спальню;
он единственный видит хозяйку в одних чулках.
Снаружи Дуня зовет купаться в вечернем озере.
Вскочить, опрокинув столик! Но трудно, когда в руках
все козыри.
И хор цикад нарастает по мере того, как число
звезд в саду увеличивается, и кажется ихним голосом.
Что - если в самом деле? "Куда меня занесло?" -
думает Эрлих, возясь в дощатом сортире с поясом.
До станции - тридцать верст; где-то петух поет.
Студент, расстегнув тужурку, упрекает министров в косности.
В провинции тоже никто никому не дает.
Как в космосе.
1993
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
