Задохнувшийся заживо
в целлофане гламура
день рабочий
кончался
/Hhrust/
По кривой мироздания
выезжаем до вечера,
в такт немого качания
фонаря подвенечного
меж столами галсирует
человек, как привязанный
тонким линем буксира, и —
«вот ваш кофе заказанный».
Через ровную фистулу
из артерии улицы
время зимнее выстыло.
День рабочий сутулится,
бодро шаркает наледью
под подошвами челяди,
вместе с грешною памятью
остаётся в безделии
за беседой кофейной и
ненавязчивой музыкой
с молодыми эйнштейнами
да весёлыми музами,
смех трясётся бубенчиком
от зубов к подоконнику,
ноготочков леденчики
дробно рушат тектонику.
Беззаботная дерзкая
революция старится
по минутам богемским и
по часам импресарио.
Фонарём обездомленным
заоконье качается,
по законам условленным
день рабочий кончается.
а фиг знает, там то ли полумесяц, то ли месяц... карочь, шорт длинный и до сих пор идёт)
аааааааа! так это позже Попутчиков! у нас же хрензнаетчтотворится - то бишь месяц! Ну вот, слово не воробей ) обычно, когда я в шорте, я не отсвечиваю... мало ли ))). но я уже и забыл ). номинация
)))))) спс
спасибо тебе за то, что вытаскиваешь на свет мои стихи) пусть их мало, кто понимает, но иначе не умею)
Очень переливчастое такое, Волченское фирменное. И, конечно же, оборотка. Волча вообще у нас знатный и признанный мастер обороток. С творчеством авторов оригинала я , к сожалению, мало знакома, но верю, что это достойный оборотки вариант произведения. Хотя я охотно верю Игорю, что это номинированное произведение очень даже самодостаточное, а не оборотисто-задуманное, очень само по себе. Весьма четко и звонко-бубенцево выписан день от начала до конца, с практически поминутным вплетением нюансов, характерных для определенного периода: «вот ваш кофе заказанный» - ну, утро же, утро)и хотя у каждого - свой день особый и индивидуальный, есть нечто , общее для все - например, артерия улицы с зимним выстывшим временем. красиво, да. Печально только, что всё кончается, любые беззаботные революции. И вот тут вдруг понимается, что за легким позвякивающим фасадом исполнения кроется непростой философский смысл, который не сразу постигнешь.. а вы почитайте ещё раз, доставьте себе такое удовольствие, поверьте - прочтется и представится совсем по-иному.. в том и прелесть.
благодарю за развёрнутый комментарий) и запощу здесь хрустовское
Кончался
Автор: Hhrust
Задохнувшийся заживо
в целлофане гламура
день рабочий
кончался,
и надменной Лаурой
первый снег выпроваживал.
Тонкий лёд бился ампулой,
продавщица сомнамбулой
молет рис вместо кофе,
прокатился картофель
у ботинок эстета.
И, сметая всё это,
кто-то правдой пронесся,
ноздри в кровь раздувая.
Крылья птиц задевая,
вились клочья одежды,
миг, смежи свои вежды.
Взгляд играл белой лунью
под неистовой маской,
нерушимым дамасском
кожи слились с латунью,
торс с седлом черной рысью
цепь тугую сковали,
и в безумье срывали
свои гроздья крушины
где-то в канувшем лете.
На погостов седины
это кружево
сбросил,
бубенец проржавевший
с мылкой сбруи сорвался,
по тропе опустевшей
головой петушиной
еще долго смеялся,
закатившийся
в осень.
День рабочий
кончался.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Альберт Фролов, любитель тишины.
Мать штемпелем стучала по конвертам
на почте. Что касается отца,
он пал за независимость чухны,
успев продлить фамилию Альбертом,
но не видав Альбертова лица.
Сын гений свой воспитывал в тиши.
Я помню эту шишку на макушке:
он сполз на зоологии под стол,
не выяснив отсутствия души
в совместно распатроненной лягушке.
Что позже обеспечило простор
полету его мыслей, каковым
он предавался вплоть до института,
где он вступил с архангелом в борьбу.
И вот, как согрешивший херувим,
он пал на землю с облака. И тут-то
он обнаружил под рукой трубу.
Звук – форма продолженья тишины,
подобье развивающейся ленты.
Солируя, он скашивал зрачки
на раструб, где мерцали, зажжены
софитами, – пока аплодисменты
их там не задували – светлячки.
Но то бывало вечером, а днем -
днем звезд не видно. Даже из колодца.
Жена ушла, не выстирав носки.
Старуха-мать заботилась о нем.
Он начал пить, впоследствии – колоться
черт знает чем. Наверное, с тоски,
с отчаянья – но дьявол разберет.
Я в этом, к сожалению, не сведущ.
Есть и другая, кажется, шкала:
когда играешь, видишь наперед
на восемь тактов – ампулы ж, как светочь
шестнадцать озаряли... Зеркала
дворцов культуры, где его состав
играл, вбирали хмуро и учтиво
черты, экземой траченые. Но
потом, перевоспитывать устав
его за разложенье колектива,
уволили. И, выдавив: «говно!»
он, словно затухающее «ля»,
не сделав из дальнейшего маршрута
досужих достояния очес,
как строчка, что влезает на поля,
вернее – доводя до абсолюта
идею увольнения, исчез.
___
Второго января, в глухую ночь,
мой теплоход отшвартовался в Сочи.
Хотелось пить. Я двинул наугад
по переулкам, уходившим прочь
от порта к центру, и в разгаре ночи
набрел на ресторацию «Каскад».
Шел Новый Год. Поддельная хвоя
свисала с пальм. Вдоль столиков кружился
грузинский сброд, поющий «Тбилисо».
Везде есть жизнь, и тут была своя.
Услышав соло, я насторожился
и поднял над бутылками лицо.
«Каскад» был полон. Чудом отыскав
проход к эстраде, в хаосе из лязга
и запахов я сгорбленной спине
сказал: «Альберт» и тронул за рукав;
и страшная, чудовищная маска
оборотилась медленно ко мне.
Сплошные струпья. Высохшие и
набрякшие. Лишь слипшиеся пряди,
нетронутые струпьями, и взгляд
принадлежали школьнику, в мои,
как я в его, косившему тетради
уже двенадцать лет тому назад.
«Как ты здесь оказался в несезон?»
Сухая кожа, сморщенная в виде
коры. Зрачки – как белки из дупла.
«А сам ты как?» "Я, видишь ли, Язон.
Язон, застярвший на зиму в Колхиде.
Моя экзема требует тепла..."
Потом мы вышли. Редкие огни,
небес предотвращавшие с бульваром
слияние. Квартальный – осетин.
И даже здесь держащийся в тени
мой провожатый, человек с футляром.
«Ты здесь один?» «Да, думаю, один».
Язон? Навряд ли. Иов, небеса
ни в чем не упрекающий, а просто
сливающийся с ночью на живот
и смерть... Береговая полоса,
и острый запах водорослей с Оста,
незримой пальмы шорохи – и вот
все вдруг качнулось. И тогда во тьме
на миг блеснуло что-то на причале.
И звук поплыл, вплетаясь в тишину,
вдогонку удалявшейся корме.
И я услышал, полную печали,
«Высокую-высокую луну».
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.