Он давно для себя решил, что лучшая из имеющихся у него возможностей – молчание. Только молчание делало его таким – не вызывающим сомнений в исключительности. Сомкнутые слипшиеся губы и неподвижно продавливающие кого бы там ни было глаза – действующий безымянный портрет лица.
Ночами, когда стекло становилось убывающим водопадом, входил в его перламутровые разводы нагим и пытался распознать половую принадлежность, хотя делать этого не нужно было, по утрам он возвращал парадный костюм в своё тело и бабочку на шею.
После облачения в готовую одежду разрывающее желание выпить чашечку кофе и пыхнуть дымом гаванской сигары обжигало пустотелую бездну. Самое страшное было догадываться, что он не владеет собственным внутренним миром, есть кто-то невидимый, раздавливающий его своей властью.
И попытка овладеть властью над собой разбивалась в карманах модного фрака, задыхалась в бабочке на шее.
Когда он, нагой, встревоженный долгим отсутствием своего облачения, заглянул в примерочную, власть, так долго прятавшаяся под лацканом пиджака, потеряла сознание.
Он бережно сжал её в своих пластмассовых глазах. Манекен взял власть в свои руки и надел её на упавшего в обморок покупателя.
Увидев манекена в магазине, пугаюсь. Кажется, понимаю, почему. Секунду сознание воспринимает манекен, как человека, но, только, мертвого человека. Страшновато.
Но, здесь, мне кажется, речь, не просто о таком, магазином, манекене.
Здесь переживания человека настоящего, живого, вынужденного, однако, долго подчиняться чему-то, приспосабливаться, подделываться, имитировать, фигурально говоря, быть частично манекеном.
И человек этот раздваивается постепенно внутри себя, и живая часть его властвует над мёртвой и думает она (эта часть), что власть эта – власть над собой (хорошо, ведь!), и не замечает момента, когда власть эта переходит ко второй его части (к манекену).
Первые два абзаца – ещё живой человек, третий и четвертый абзацы – смешались человек и манекен, пятый и шестой – манекен взял власть.
Стихотворение в прозе. Страшное, красивое, правдивое.
Наташа, спасибо ещё раз большое.
Интересно!
Благодарю. :)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Наедине с тобою, брат,
Хотел бы я побыть:
На свете мало, говорят,
Мне остается жить!
Поедешь скоро ты домой:
Смотри ж... Да что? моей судьбой,
Сказать по правде, очень
Никто не озабочен.
А если спросит кто-нибудь...
Ну, кто бы ни спросил,
Скажи им, что навылет в грудь
Я пулей ранен был;
Что умер честно за царя,
Что плохи наши лекаря
И что родному краю
Поклон я посылаю.
Отца и мать мою едва ль
Застанешь ты в живых...
Признаться, право, было б жаль
Мне опечалить их;
Но если кто из них и жив,
Скажи, что я писать ленив,
Что полк в поход послали
И чтоб меня не ждали.
Соседка есть у них одна...
Как вспомнишь, как давно
Расстались!.. Обо мне она
Не спросит... все равно,
Ты расскажи всю правду ей,
Пустого сердца не жалей;
Пускай она поплачет...
Ей ничего не значит!
1840
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.