Николай Львович лежал на скамейке, рядом в ногах лежало его сознание, а правый бок придавило какое-то соседнее тело, иногда прижимавшее Николая настолько близко к спинке скамейки, что скамейка местами волновалась о переизбытке массы нагрузки на деревянный позвоночник. На пальцах обеих ног у Николая присутствовали грязные ногти и остатки значительно очерствевших носок, сквозь которые ногти и дали удивительную поросль. На палец одного из такого пальца присела пошевелить крыльями бабочка павлиний глаз, чем вызвала пробуждение Львовича. Львович открыл глаза и более сильно ощутил давление сбоку. Он повернул взгляд, чтобы лучше рассмотреть представителя телесного контакта.
Давление сбоку начало принимать вынужденные очертания и минут через пятнадцать сформировалось в неправильных форм жизнь. Жизнь выглядела немного одутловатой дамой пенсионного возраста и проседью. Из одежды на ней присутствовала полинявшая, потрёпанная временем ночнушка, голову венчал гротесковый чепчик для принятия ночных снов.
Николай ещё раз предпринял попытку выбраться из-под тёплого дрожжевого жизненного бока, но бок навис лермонтовским утёсом и более прочно придавил Львовича к покоцанным рейкам с надписью, изречённой местными вандалами: «в жизни смысла нет, Цой жив».
Автор знает, что дама в ночнушке – жизнь, Львович на тот момент не осознавал, поэтому, не моргнув одним глазом, деликатно и слегка нервничая от придавленного бока, спросил:
- Вы кто будете? – Вопрос Николая выполз из-под навалившихся обстоятельств и прозвучал едва заметным дуновением.
Ночнушка всколыхнулась несколькими волнами и растянулась до 88-го размера, но проявила разум, в ней находившийся, который невнятно, подобно мятной жвачке, размазал в воздухе ответ:
- Я жизнь, – дама засмущалась собой, - без меня жизни нет.
- Хорошо сказано, - Николай попытался сделать подкоп в рыхлой мякоти, но руки почему-то возделись вверх и застряли в чепчике для снов.
- Напрасные усилия, теперь ты мой, - жизнь незаметными порциями заполняла Николаево существо и он почувствовал жизненную мякоть в каждом органе и даже подмышками.
- У меня есть жизнь, я ЖИВОЙ! – от крика жизнь остолбенела, но только на шесть минут, больше нельзя, потому что в мозгу происходят необратимые последствия. За это время Львовичу удалось воззвать о помощи, но в наше время граждане предпочитают вспоминать изречение, что спасение – дело рук самих утопающих.
- У тебя нет шансов на меня, - чепчик упал с головы жизни на лицо Львовича и стянул его дыхание. Он выпучил глаза, они тут же начали плавиться в горячем жизненном теле.
- Да в соседней квартире Серафима отошла, а я осталась, не приняли меня там. Бабка бездетная, не пристроила в детей своих, ибо нет их, вот как неприкаянная, блуждаю в парке, а тут ты спишь, тёплый и бабочка на пальце, - жизнь, мило улыбнувшись, влилась всем естеством в открытый от ужаса рот Николая Львовича и заклокотала там фибрами, вспучивая и без того пивной живот своего нового владельца.
На следующее утро случайные прохожие увидели на скамейке два небольших свёртка, которые оказались грудными младенцами – мальчик и девочка, а рядом записка: «Жизнь распорядилась так, чтобы назвать этих детей Колей и Серафимой».
Наверно, я погиб: глаза закрою — вижу.
Наверно, я погиб: робею, а потом —
Куда мне до нее — она была в Париже,
И я вчера узнал — не только в нем одном!
Какие песни пел я ей про Север дальний! —
Я думал: вот чуть-чуть — и будем мы на ты, —
Но я напрасно пел о полосе нейтральной —
Ей глубоко плевать, какие там цветы.
Я спел тогда еще — я думал, это ближе —
«Про счетчик», «Про того, кто раньше с нею был»...
Но что ей до меня — она была в Париже, —
Ей сам Марсель Марсо чевой-то говорил!
Я бросил свой завод, хоть, в общем, был не вправе, —
Засел за словари на совесть и на страх...
Но что ей от того — она уже в Варшаве, —
Мы снова говорим на разных языках...
Приедет — я скажу по-польски: «Прошу пани,
Прими таким, как есть, не буду больше петь...»
Но что ей до меня — она уже в Иране, —
Я понял: мне за ней, конечно, не успеть!
Она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, —
Да, я попал впросак, да, я попал в беду!..
Кто раньше с нею был, и тот, кто будет после, —
Пусть пробуют они — я лучше пережду!
1966
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.