Диадемид Лукьянович не ослеп, выглядел прекрасно для старости, и старость старалась ему подобать. Он ей говорил: «Так получается, что всё оставшееся мы проведём вместе, последнюю черту тоже». Старость молчала невидящими глазами, скалилась проваленным ртом с выпадающими зубами. Диадемид постепенно собирал зубы в стакан и долгими зимними вечерами мастерил вставную челюсть.
Челюсть для старости получилась необычная – зубы разных цветных узоров можно было менять местами, как пазлы, иногда получалось сложить картинку, для Диа наступал праздник. Он шёл к старости в гости, давал ей примерить челюсть, но чаще всего зубы сыпались на пол, и чудесная панорама разваливалась в тающую абстракцию. Старость плакала, пыталась восстановить почерневшую осеннюю веточку такими же пальцами, бесполезно увидеть то, что осталось гербарием.
Диа помогал ей, но они были в неправильных параллелях – она слепа, он хотел спрятаться в её чёрном: «РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ, Я ИДУ ИСКАТЬ». Она смешивалась в зубных узорах, темнота плавилась и выкипала абсурдной пеной. Диа выбирал самые непроходимые уголки памяти, но старость протыкала осенней веточкой тонко натянутое полотно – ткань, взвизгнув, рвалась, края обугливались, и сквозь пыльную золу падали на пол разноцветные зубы.
Октябрь вздрогнул – глыбы отжатого снега разбили обнажённые плечи в кровь, голова вялым цветком сморщилась на сломанной шее. Старость положила на могилу высохший прутик.
За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты,- и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.
Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом;
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.
Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и прямо.
Под утро их рвало. Потом, запершись,
Работали тупо и рьяно.
Потом вылезали из будок, как псы,
Смотрели, как море горело.
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела.
Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно.
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной...
Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть,- хуже
Твоих ежедневных бессильных потуг,
Твоей обывательской лужи?
Нет, милый читатель, мой критик слепой!
По крайности, есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой,
Тебе ж недоступно все это!..
Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцой,
А вот у поэта - всемирный запой,
И мало ему конституций!
Пускай я умру под забором, как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала,-
Я верю: то бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала!
24 июля 1908
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
