на тесных улицах медины зажато время меж домов
и я, как шарик в лабиринте,
заполненном желейным зноем,
качусь, в замедленной попытке преодолеть пространство снов.
причудливы мои виденья - магрибских сказок длинный шлейф -
бегут под музыку ребаба,
стучат пунктиром барабанным,
руками старого бербера сшивают мысли нитью флейт.
цветут огни вокруг факира - кометами взлетают ввысь,
легко цепляются за небо,
висят на иглах минаретов,
перекликаются с луною и падают к ногам актрис,
которые поют гортанно, раскачиваясь в такт словам,
мерцая влажными глазами -
рисуют пышными телами
эскиз любовного томленья - без толмача понятный нам.
лежат печатями лепёшки, сочится мёдом пахлава,
а горы ярких апельсинов
пронзают цветом сумрак ночи,
в давильне пресса брызжут соком и липнет к нёбу похвала.
бараньи рёбра на жаровнях смущают запахом народ,
над ними голуби кружатся,
следят за голубями кошки,
собаки сглатывают слюни - еды сплошной круговорот.
с изгибом шеи лебединым несёт верблюд свои горбы,
во след ему печальный ослик,
качая длинными ушами,
понуро семенит под грузом тюков с коврами и судьбы
чуть позже, улицы пустые рассветный пепел заметёт,
азан прогонит сон медины,
согнутся спины правоверных
в привычном утреннем поклоне, в каком мы веке?... кто поймёт?...
Предчувствиям не верю, и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет:
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
II
Живите в доме - и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом,-
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.
III
Я век себе по росту подбирал.
Мы шли на юг, держали пыль над степью;
Бурьян чадил; кузнечик баловал,
Подковы трогал усом, и пророчил,
И гибелью грозил мне, как монах.
Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.
Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
