идём дальше, там ворона сохнет, кидаем под мост - пусть мокнет ...идём дальше - ворона мокнет, за хвост и на мост - пусть просохнет...идём дальше....
Анна проснулась, сон досмотрев до точки,
февральское утро,
лишний день в году,
двадцать лет назад –
день рождения дочки,
распахнула окно – вдохнула холодное небо,
сварила кофе, отломила хлеба,
отхлебнула чёрный глоток из чашки,
на чистом листе написала:
с днём рожденья, Наташка...
выросла – на руки не взять...
время бежит... твою мать...
Наташа проснулась и смотрит в потолок -
двадцать лет назад родился сынок,
встала,
потянулась,
в окне февральское небо,
сварила кофе,
отломила хлеба,
отхлебнула из чашки чёрный глоток,
нажала фейстайм и сказала:
с днём рождения сынок...
какой ты уже большой...
на руки не взять...
время бежит... твою мать...
круговорот нас... во времени и пространстве )
черный глоток из чашки - классный, это время наше горчит... так и пьем )
горькое подчёркивает вкус сладкого..)
Чуть помедленнее, вашу мать, чуть помедленнее...
Не люблю февраль, не запьешь его белизну черным кофе...
найтип хоть одного кто любит февраль...наш февраль - срееднеруссковозвышенный..))
ага, достать чернил и плакать)
Для реабилитации февраля
Засыпает снегами февраль, засыпает...
Вяло щурится солнечный кот
На ворон у ворот. Поворот
Уже сделан к весне,
Сон зимы потихоньку растает.
Как растает печаль...
"Всё проходит, и это пройдёт."
февраль реабилитирован...)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою
любовницу – из чистой показухи.
Он произнес: «Теперь она в Раю».
Тогда о нем курсировали слухи,
что сам он находился на краю
безумия. Вранье! Я восстаю.
Он был позер и даже для старухи -
мамаши – я был вхож в его семью -
не делал исключения.
Она
скитается теперь по адвокатам,
в худом пальто, в платке из полотна.
А те за дверью проклинают матом
ее акцент и что она бедна.
Несчастная, она его одна
на свете не считает виноватым.
Она бредет к троллейбусу. Со дна
сознания всплывает мальчик, ласки
стыдившийся, любивший молоко,
болевший, перечитывавший сказки...
И все, помимо этого, мелко!
Сойти б сейчас... Но ехать далеко.
Троллейбус полн. Смеющиеся маски.
Грузин кричит над ухом «Сулико».
И только смерть одна ее спасет
от горя, нищеты и остального.
Настанет май, май тыща девятьсот
сего от Р. Х., шестьдесят седьмого.
Фигура в белом «рак» произнесет.
Она ее за ангела, с высот
сошедшего, сочтет или земного.
И отлетит от пересохших сот
пчела, ее столь жалившая.
Дни
пойдут, как бы не ведая о раке.
Взирая на больничные огни,
мы как-то и не думаем о мраке.
Естественная смерть ее сродни
окажется насильственной: они -
дни – движутся. И сын ее в бараке
считает их, Господь его храни.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.