Когда зависло время, а слова
умолкли, словно музыка в ночи,
ты знал: идея смерти не нова,
но промолчал. И дальше помолчи
о том, как горько плачут дерева
и как звенят бездомные ключи.
И дольше полугода длится ночь
в безмолвии, струящемся, как дождь.
Когда возникла боль, но вопреки
её прогнозам ты остался жив,
то время вдруг ускорило шаги,
и вот уже практически бежит.
А льдины скалят белые клыки,
и замерзает на ветру бушприт,
и стынут дерева, но календарь
возводит в небо солнечный янтарь.
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо устремлен; стоит под тополем скамейка, и, лбом уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел, он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел. Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал. Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу — уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
