грейпфрут неяркий красно-жёлт
в голубизне небес
маньяк растерянный с ножом
в свету не страшен бес
стоит и плавится и мир
на полкило добрей
и зимних дней роскошней пир
и ярче в феврале
звончей синиц тинь-тинь капель
динь-динь хрустальных шин
по хрупкой в трещинах судьбе
на ритмике пружин
ползёшь несёшься катишь в
очередной сезон
натянут жил стальные швы
тепло
весна
кензо
Траектория прочтения этого текста была непростой. Открыл, застрял на пятой строке, обиделсо, ушел. В Ристалище увидел вышеопубликованное в нормальном виде, без переноса беса на пятую строку и всего последующего смещения. Эт что ж получается: а комиссар-то парень ого-го, подумал я. И вернулсо. Зачем строчки поперепутала? И ритм не виден, и рифма тю-тю.
дык тут же препинаков нет, поэтому по смыслу передвинула. Вот Хруст и другие странные авторы так делали и ничё, никто не жаловался %)
совсем не читается? ))
В ристалище читается. Тут - нет.
вотжеж, придётся возвращать...
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Мы целовались тут пять лет назад,
и пялился какой-то азиат
на нас с тобой — целующихся — тупо
и похотливо, что поделать — хам!
Прожекторы ночного дискоклуба
гуляли по зеленым облакам.
Тогда мне было восемнадцать лет,
я пьяный был, я нес изящный бред,
на фоне безупречного заката
шатался — полыхали облака —
и материл придурка азиата,
сжав кулаки в карманах пиджака.
Где ты, где азиат, где тот пиджак?
Но верю, на горе засвищет рак,
и заново былое повторится.
Я, детка, обниму тебя, и вот,
прожекторы осветят наши лица.
И снова: что ты смотришь, идиот?
А ты опять же преградишь мне путь,
ты закричишь, ты кинешься на грудь,
ты привезешь меня в свою общагу.
Смахнешь рукою крошки со стола.
Я выпью и на пять минут прилягу,
потом проснусь: ан жизнь моя прошла.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.