Евсей Петрович вяжет петлю,
говорит Авдотье: «Сегодня уйду».
«Куда ты, старый!»
Авдотья в рёв.
«Не каркай, шмара,
дои коров.
Сегодня резать буду порося».
Сказал – и вышел в хлев,
взял нож, Авдотью не спрося.
Свинья лежала в сене.
Её зарезать не сумел,
она смотрела как Есенин,
как с белых яблонь дым
Евсей решил остаться молодым
с петлёй на шее.
Мочёным яблоком
закат сжимался
и не было его мертвее,
чем тот, кто подавился завтраком
и удавил Евсея.
В дымке осени
дышалось холодней,
пел вальсы Шуберт.
Авдотья запрягла коней.
Горела хата, хлев, овин,
свинья визжала.
Авдотья посмотрела в окна:
никто не приголубит.
В огне приветливо махал Евсей.
Она глотнула на помин,
шагнув на дно пожара.
Когда снег заметает море и скрип сосны
оставляет в воздухе след глубже, чем санный полоз,
до какой синевы могут дойти глаза? до какой тишины
может упасть безучастный голос?
Пропадая без вести из виду, мир вовне
сводит счеты с лицом, как с заложником Мамелюка.
…так моллюск фосфоресцирует на океанском дне,
так молчанье в себя вбирает всю скорость звука,
так довольно спички, чтобы разжечь плиту,
так стенные часы, сердцебиенью вторя,
остановившись по эту, продолжают идти по ту
сторону моря.
1975
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
