Никогда не лишай человека или животное свободы, величайшего блага на земле. Не мешай никому греться на солнце, когда ему холодно, и прохлаждаться в тени, когда ему жарко
Подожди меня здесь. Я вернусь к тебе. Мне нужно отлучиться. От мира лишь за несколько секунд, вращается безумная синица. Ее кормлю с руки до Рождества. Чтоб закраснела грудка на морозе. Я возвращусь на много лет вперед. Я возвращусь таким, каким захочешь. Все время буду крестиком твоим. Я поломаюсь только как преграда злу. Мы скажем Мудрецу о том, что никогда его о счастье не попросим, я никогда тебя не разлюблю. Закрой свои глаза на пять минут. И пусть промчатся годы сединою. Мы будем птахами святого алтаря. Часы все врут, сверкает неземное! В красивых платьях, с лепестками роз, мы у подножья Храма собираем веру в корзинки старые, забытые из книг, их не читают больше по стране никак, ни - так, ни под полою. Давай с тобой судьбу свою раскроем, как карты, и слиняем в сны. Пусть дом грустит, и мама жарит гренки. Вне завтрашних событий, бытие звенит и кружит звезды, словно льдинки. В пыли забытые, горячие ступеньки нас приведут в единое, в Одно. Синица истиной порхает возле клетки. Ей не понять людей, она поет свое… Мы грустные, смешные невидимки, мы потемневшее от времени кино…
На фоне Афонского монастыря
потягивать кофе на жаркой веранде,
и не вопреки, и не благодаря,
и не по капризу и не по команде,
а так, заговаривая, говоря.
Куда повело... Не следить за собой.
Куда повело... Не подыскивать повод.
И тычется тучное (шмель или овод?),
украшено национальной резьбой,
создание и вылетает на холод.
Естественной лени живое тепло.
Истрёпанный номер журнала на пляже
Ты знаешь, что это такое. Число
ушедших на холод растёт, на чело
кладя отпечаток любви и пропажи,
и только они, и ещё кофейку.
И море, смотри, ни единой медузы.
За длинные ноги и чистые узы!
Нам каяться не в чем, отдай дураку
журнал, на кавказском базаре арбузы,
и те, по сравнению с ним на разрез —
белее крыла голодающей чайки.
Бессмысленна речь моя в противовес
глубоким речам записного всезнайки,
с Олимпа спорхнул он, я с дерева слез.
Я видел, укрывшись ветвями, тебя,
я слышал их шёпот и пение в кроне.
И долго молчал, погружённый в себя,
нам хватит борозд на господней ладони,
язык отпуская да сердце скрепя.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
