я, кажется, разучилась любить и помнить,
умения дорожить омертвели дрожжи.
кран в ванной качает мордой – понурый пони,
крадётся тепло по трубам, как жара сборщик,
и голуби – под окно – на галдёжный саммит…
а в голосе нашем – влажность из твёрдых знаков…
давай языком о язык истерить-сусанить,
как спинкой о клетку – блохастые обезьянки.
пусть нам подадут грамм слюны и бельё на вырост,
которым – не чокаясь, но брудершафтя порознь…
а крысам – титаник, где в трюмах – соцветья сыра,
а мне – амнезию и на бедре твой волос
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург! я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Декабрь 1930
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
