При выборе – за кого отдать жизнь?, Серж не рассуждал.
-Отдам ее за Украину. Тем более, что там живет девушка моей мечты Лю, - твердо и тайно (чтобы не узнала жена Светка) решил он и громко объявил, что уходит на фронт.
-На какой такой фронт!? – удивилась Светка.
-Так, Украина же с турками вот-вот начнет воевать. Из-за Измаила.
-Нда?! Смотри ты, как все обернулось. Поосторожнее там на фронте-то, - наущала его Светка, собирая в дорогу и заворачивая в газету жирную варенную курицу с чесноком. – Вперед не лезь. Там и своих героев хватает. Но, и не отставай больно-то. Чтобы, значит, в малодушии и отсутствии отваги не упрекнули.
-Не, не....- говорил Серж, настраиваясь на походную стопочку. -Ты же знаешь, что я выпендриваться не люблю. Особенно на войне. Мало ли пуля-дура какая, или танк вражеский?... Как говорят спортсмены –главное участие, порыв, страсть... Но, и в окопах отсиживаться не стану.
-Ой, представляю, как вы этих турков-то погоните! Как вы им покажите кузькину мать! Бабах, бабах, тра-та-та – затанцевала по комнате Светка, держа в руках сержевый солдатский сидор.
После этого он долго и мечтательно сидел в кресле, представляя, как его израненого (но живого) навестит гарная украинка Лю. Она сядет у изголовья и, положа свою нежную руку на его благородную грудь, скажет: філософська глибина і високиi твiй помисел защиты нашої держави достоен самой високой любови! После этого она поцелует его в небритую щеку, встанет и уйдет.
-И это все?! – изумленнно спросит израненный Серж.
-Усе! – ответит с порога Лю.- Телефонуй, любезнiй. Кризис, батенька. Теперь Украiнська Камасутра и сало тильки по телефону.
-Нихрена себе! Вот так любоффь?! – вслух произнес возмущенный Серж.
-Чего? – спросила Светка, вынырнув из другой комнаты. В каждой руке она держала по кирзовому сапогу.
-Сапоги неси!
-Так несу уж?!
-Обратно, говорю, неси. Нахрен всю войну.
-Вот и я так думаю, - обрадовалась Светка. –Только гнева твоего боялась и молчала.
Радостная Светка понесла сапоги обратно в чулан, а Серж задумчиво налил себе еще рюмочку. На диване лежал недособранный на войну сидор.
:-))
Обступает меня тишина,
предприятие смерти дочернее.
Мысль моя, тишиной внушена,
порывается в небо вечернее.
В небе отзвука ищет она
и находит. И пишет губерния.
Караоке и лондонский паб
мне вечернее небо навеяло,
где за стойкой услужливый краб
виски с пивом мешает, как велено.
Мистер Кокни кричит, что озяб.
В зеркалах отражается дерево.
Миссис Кокни, жеманясь чуть-чуть,
к микрофону выходит на подиум,
подставляя колени и грудь
популярным, как виски, мелодиям,
норовит наготою сверкнуть
в подражании дивам юродивом
и поёт. Как умеет поёт.
Никому не жена, не метафора.
Жара, шороху, жизни даёт,
безнадежно от такта отстав она.
Или это мелодия врёт,
мстит за рано погибшего автора?
Ты развей моё горе, развей,
успокой Аполлона Есенина.
Так далёко не ходит сабвей,
это к северу, если от севера,
это можно представить живей,
спиртом спирт запивая рассеяно.
Это западных веяний чад,
год отмены катушек кассетами,
это пение наших девчат,
пэтэушниц Заставы и Сетуни.
Так майлав и гудбай горячат,
что гасить и не думают свет они.
Это всё караоке одне.
Очи карие. Вечером карие.
Утром серые с чёрным на дне.
Это сердце моё пролетарии
микрофоном зажмут в тишине,
беспардонны в любом полушарии.
Залечи мою боль, залечи.
Ровно в полночь и той же отравою.
Это белой горячки грачи
прилетели за русскою славою,
многим в левую вложат ключи,
а Модесту Саврасову — в правую.
Отступает ни с чем тишина.
Паб закрылся. Кемарит губерния.
И становится в небе слышна
песня чистая и колыбельная.
Нам сулит воскресенье она,
и теперь уже без погребения.
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
