Паразити́зм (от др.-греч. παράσιτος — «нахлебник») — один из видов сосуществования организмов.
На часах 8.30, суббота. Спать бы и спать, какого хранителя она подскочила? Чудесное летнее утро обещало хороший день. Почему-то именно такие нежаркие утра ассоциировались с фильмами о Париже и вообще с этим волшебным городом. Чувства выстраивались в парад планет, где-то внутри оркестр начинал играть Марсельезу, марши и французские шансоны (не путать с блатными) из специальной тележки, а звуки извлекал шансонье, крутя ручку музыкальной машинки, настроение подскакивало до отметки «ожидание чуда». Ах, оказаться бы вновь на нешироких улицах, беспечно гулять, не планируя, куда вынесут ноги. Останавливаться и наблюдать представление уличных артистов. Вдыхать странную смесь романтики, национализма, толерантности и свободы. Откуда эти ощущения? Если отбросить все эмоции, то город мало чем отличается от других. Не мелочами, а в целом. Может быть, волшебным его делают люди в своём представлении? А не перенести ли эти ощущения на окружающую её среду? Ну и что, что она живёт не в столице мира, но это тоже очень крупный город. И центр ничем не уступает любому европейскому. Решено. Пусть предвкушение чуда будет здесь, рядом. Зачем ждать, когда снова удастся вырваться в эту хитрую сенную столицу? Получать удовольствие и быть счастливой можно где угодно, надо только добавить немного магии. А Ламья, на минуточку, — магиня, а не какая-то там простодушная селянка. Вот и практика, вот и творчество.
Старательно воссоздав ощущение «мой Париж» в полном объёме со всеми оркестрами, предвкушениями, эмоциональным подъёмом, радостью, ребяческим желанием подпрыгивать на одной ножке, идти по поребрику, хохотать просто так, Ламья уменьшила воображаемый город до такого размера, чтобы он поместился на ладони. Целый сверкающий город на ладони. Заворожено магиня наблюдала, как малипусенькие циркачи проделывают трюки на площади Пампидур, как туристы на смотровой площадке башни смотрят вниз и у кого-то упала кепка. А у ноги башни, задрав голову, стоят несколько человек и обалдевают от щекочущего страха падающих на них многотонных стальных конструкций, и смеются. А вон самостоятельный кот облизывается — добрый турист отдал ему остатки недожаренного мяса от обеда… Пусть этот наладонный город станет якорем состояния «мой Париж». Закрепили. Стабилизировали. Всё, теперь в любой момент, раскрыв ладонь, Ламья будет вызывать это ощущение праздника. Немного практики и окружающие бетонные джунгли превратятся в волшебный сад с приключениями и встречами непременно с хорошим.
Срочно захотелось на улицу к хорошему. Приведя себя в порядок, надев штаны а-ля походные, футболку (ходить всё-таки долго), лёгкую куртку и кроссовки, Ламья решительно зашагала навстречу неведомым приключениям.
Яркий свет заставил прищуриться, нещадно рисуя морщинки около глаз. Воробьишки громко судачили, голуби тупо ходили пешком и искали дармовую еду. Ноги привычно перемещали тело в пространстве. Вынырнув из счастливой мечтательности, Ламья обнаружила, что тело (как привычка у лошадей) двигалось в знакомом направлении — к реке. Собственно, этим маршрутом она ходила целых полгода, пока работала в киоске. Забавная и жёсткая получилась практика, никогда не думала, что придётся поработать простым реализатором. Но какая школа жизни! Столько людей проходит, со столькими выдался случай поговорить и узнать их поближе. И надо же, среди простых незамысловатых рабочих оказались и тупые, и непримечательные, и очень мудрые люди. Не оценивай человека по одёжке, зри в сердцевину, он может оказаться намного глубже и интереснее — такой вывод сделала для себя магиня.
От реки ломанулся навстречу Хранитель. Хорошо, что обычные люди не видят существ. Будь он во плоти, перепугал бы всю округу своими извивающимися движениями и снёс хвостом всё, до чего достал. В общем, метров на 20 – 40 вокруг не осталось бы ничего целого.
— Драко! Стой, стой, аккуратнее! — Навалилось чувство, как будто на тебя упал радостно визжащий огромный тюк с железяками. Махина чёрно-стального цвета размером с четырёхэтажку, в блестящей чешуе, отливающей на Солнце разными оттенками, гребень отростков по всей спине, как и положено у уважающего себя дракона, улыбка (которую другие назвали бы страшным оскалом), — всё это с воплями радости сгребло магиню в виртуальные объятия. — Я тебе тоже бешено рада. Как дела? Что хорошего в твоём дендрарии? — Аккуратно высвободилась она и вдохнула воздух.
— Деревья потрясены, каждая веточка. У ёлок колючки потроганы, между прочим, каждая! Трава расчёсана и потянута, чтоб быстрее росла. Люди пуганы. Только они такие тугодумы и бесчувственные: не хотят пугаться! А вчера один злой пацан, который, между прочим, меня видел, в отличие от его невнимательных предков, отдавил мне хвост, нарочно! — Из глаза дракона выкатилась слеза размером с мяч. — Скучно мне здесь, хочу лета-а-а-ать! — сгорбившись (и как же это потешно выглядело со стороны), Хранитель пошёл рядом с Ламьей. Прохожие, хоть и бесчувственные, но, животный инстинкт всё равно подсказывал, что они натыкаются на массивное тело, старались обходить Ламью по приличной дуге. Это её вполне устраивало. Стараясь не смеяться, она успокаивала дракошу. — Дорогой, ты же понимаешь, что пока не вырастешь до нужных размеров, летать нельзя, ты же малыш ещё. И из дендрария тебе выход пока запрещён.
— Ага, малыш! Как летать, так малыш, а как работу работать – так вполне себе большой?!
— Иди сюда, не плачь, недолго осталось, — Ламья почесала выступающие драконьи брови. Приходилось это делать осторожно, чтобы окружающие не замечали, что она что-то делает руками в воздухе, и не слишком обращали внимание на странную девушку. А Драко вытянул шею, подставил голову под руку магине, и так и шагал и млел от удовольствия. Ему было абсолютно фиолетово до гуляющих.
Они дошли до её любимого места в парке — трёх кедров. Если встать в центре этого треугольника, то можно было почувствовать место Силы. Тот, кто сажал саженцы, высадил их именно здесь по наитию. Но очень точно, зачёт.
Ламья поздоровалась с кедрами, встала на пересечении воображаемых биссектрис равностороннего треугольника, поставила защиту, отгоняющую непрошеных гуляк, закрыла глаза и стала смотреть магическим зрением. Все окружающие предметы приобрели нереальную чёткость. Каждый раз она поражалась этому: как при закрытых глазах можно видеть всё, да ещё и настолько чётко и ясно? Обычное зрение не было столь совершенным. Да что там, даже не стопроцентным. Хотя бы ради подобного эффекта надо было заниматься магией, не говоря уже о других «плюшках». Итак, она снова сосредоточилась, и наблюдала. Разноцветные потоки энергий и сил заполнили пространство. У каждого была своя плотность, цвет, скорость и что-то ещё трудноописываемое, но легко различалось по ощущениям. Лучше всего ей удавалось ощущать потоки. Затем стали видны и ощутимы существа, сущности и прочие разумные, полуразумные и почти неразумные твари. Давно, когда она только начала свои практики, сущности низшего порядка, так называемые астральные, с вожделением кидались на неё в жажде вкусной энергии. Смешно вспоминать, что они казались страшными и опасными, и приходилось напрягать все силёнки, чтобы отражать атаки. Сила росла, появлялись всё более мощные «хищники», против которых заново приходилось искать «противоядие». Точно в животном мире, где у каждого зверька есть свои хищники. Растёшь, становишься сильнее — переходишь в другой класс, и прежние опасности отступают, но тебя узревают более сильные твари, жаждущие бесплатной хавки, способные высосать за секунды. Учишься защищаться от них. И так постоянно — эволюция, мать её.
Что-то сильно беспокоило. Какое-то неприятное ощущение, висящее в воздухе. Мимо проходили люди. Защита делала своё дело — взглянув на Ламью, они тут же теряли интерес и шли дальше. Но от многих тянуло опасностью и жаждой убийства. — Да, что такое творится в этом городе? — Кажется, она произнесла это вслух.
— Паразиты, — услужливо отозвался Хранитель. Он стоял сзади и, полураскрыв крылья, прикрывал спину Ламьи. Ему тоже было неспокойно, он шумно вздыхал, переминался с лапищи на лапищу, дёргал хвостом, да так, что вздрагивали кусты сирени. — Я же говорил, — заканючил Драко, — они все посходили с ума и пытаются напасть и сожрать.
Ламья скорректировала параметры поиска. Что такое паразиты, она знала слишком хорошо, того ощущения полупрозрачного скользкого мерзкого осьминога, засевшего в теле и пьющего силы, ей хватило, чтобы запомнить на всю жизнь. Теряется интерес к жизни, угасает взгляд и человек не живёт, но и не умирает. Существует. А кушает венец природы какая-то безмозглая гадина. Бррр… Зато у Ламьи теперь был отличный и подробный пеленг. Тэксь, ну, и где вы у нас, кровососы?
Шок. На каждом втором–третьем человека сидел присосавшийся «осьминог». На ком-то и по два. Блин, что за дела? Этот город её и она не позволит всяким тварям портить людям кровь и жизнь! Откуда их столько развелось, раньше вроде не было? Нет, не было, это недавнее «пополнение». Дырку что ли нашли в ткани пространства-времени? Но ничего подобного в пределах города она не ощущала. Что тогда? Ламья призвала помощников. Попросила дать ей информацию.
Вот это финт! В её городе (и когда успела прибыть?) находилась… как бы это сказать по-русски? Матка (ну, как у пчёл и муравьёв бывает), которая сейчас, естественно, находилась на теле человека, женщины. И она активно распределяла «детишек» по ничего не подозревающим людям. Гадина. — Нет уж, никому не позволено пользоваться моими ресурсами без моего же ведома. — А заражённые люди станут активно прикреплять к ней щупальца паразитов, ибо думать за них, вернее, заставлять их действовать будут кровососы. Поэтому ради собственного спокойствия (от всех не отобьёшься) придётся как-то расправиться со всей этой невидимой обычному глазу сворой. Интересно, и как она одна это сделает? Что там говорил Суворов: ввяжемся в драку, а там видно будет? Хороший был дядька, решительный.
Окей, всё равно не отстанут, бесплатная столовка — это конкретный мотив. Надо определить направление, где находится матка. Про себя Ламья назвала её «паразитолог». Поворачиваясь вокруг своей оси с закрытыми глазами, она слушала тело. В одном из направлений тело чётко среагировало. Она открыла глаза — направление центр города, самый центр рядом с плотиной. Хорошо. А конкретнее? Где-то в районе двух центральных улиц. В голове высветился образ конкретного места. Ну, уже хлеб. А не прогуляться ли ей по городу как раз в том районе? Глядишь, ноги приведут туда, не знаю куда.
Решено. Почесав надбровные дуги Драко, она попрощалась с ним, хотя он смотрел умоляюще, мол, как уже всё, а ещё?! — Я ещё не раз приду, а сейчас нужно найти паразитолога, — Ламья пошла в запеленгованном направлении.
И кто зачем рождëн, и кто к чему готов, известно мудрецам, объявлено пророкам. А город ждëт своих неправильных шутов. Приказывает жить — поскрипывать порогом, подсвечивать места, где прячется весна, прикармливать слова на берегу абзаца. На небе столько звëзд — вселенная тесна, поэтому мирам легко соприкасаться. Приходят корабли, деревья говорят, фонарщики поют, мерцая головами: мы птичьи голоса, мы солнечный отряд. Мы, кажется, должны приглядывать за вами.
И кто кому судья, и кто кого простит, и кто оставил здесь закатные ожоги, понятно тем богам, что держат нас в горсти, что дуют в наши лбы и остужают щëки. Кентаврам снится лес потерянных подков. Седому королю — заросший астероид.
А город ждëт своих беспечных дураков. Гештальты не закрыл. И двери не закроет. Зевающий швейцар листает облака. Эдемский старый дом качается на сваях. Вся ангельская рать спешит издалека — болтать о чепухе в спасительных трамваях. Судьба любого зла — лишь пепел да зола, горчащая печаль, похмельная икота. Твой крепкий бастион, упрямый, как скала, рассыплется, когда тебя окликнет кто-то. Возможно, гитарист, торговец, альбинос, возможно, господин, страдающий от зноя. Он скажет:
ты чего? Давай не вешай нос.
Вот крылья. Небо вот.
Не бойся — запасное.
16.02.2024
https://vk.com/carvedsvirel
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
