Она приходила ночью, садилась на угол кровати
А с ней приходили строчки, катрены и все дела
На ней почему-то было белее совести платье
Хотя я скорее помню чем знаю - она была
Она приносила завтрак - два тоста и чай багровый
гранатовый сок в бокале с которого пить не мне
А я почему то занят был сном и овал суровый
держал на лице и думал - серьезный вот я, во сне
она прикасалась просто как мать может прикасаться
не спрашивая причины не думая о словах
и просто хотелось помнить что можно не просыпаться
барахтаться между снами в тех детских родных морях
Она уходила просто, она уносила душу
когда она уходила - хотелось чеку сорвать
Пойти покурить, подумать. Подумать - и снег послушать
Она не придет? Кто знает. Но можно ведь просто -
ждать
Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть,
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем - так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины - к причине,
А глядишь - заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами
Только есть одиночество - в раме
Говорящего правду стекла.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
