По мотивам сказки Ганса
нашего Христана Андерсена
"Чайник"
Став калекой от чьей-то неловкой руки,
Был навеки отослан в кладовку,
Чтоб уйти в забытьё,
Превратиться в хламьё...
Он лежал на дырявой циновке,
И молился, молил... Загремели замки…
«Неужели за мной?» – вмиг возник интерес. –
Вдруг опять стану лучшим из лучших?» –
Вспомнил он, как царил,
Правил бал, правил пир,
Пар пускал, грел тела, теплил души –
Был зачинщиком чайных китайских чудес…
Как ни странно – за ним, за убогим, пришли.
Из богатого дома в трущобу
Он «ушёл» и воскрес.
Был приказ ли с небес?..
По капризу ль посудного бога
В бывший чайник насыпали тёплой земли,
Нарекли простовато – не вазой – горшком,
Бросив в чрево цветочное семя.
Чайник счастлив и горд.
Он – почётный эскорт,
Он беремен, блажен и рассеян.
Про фортуну забыл, красотою влеком.
И финал – у цветка новый, дивный фасад.
«Первый парень» большого сервиза
Превращён в черепки,
Вновь – рукой. C'est la vie?
*****
Чайник верит (романтик) в сюрпризы
И любому, но делу, всегда будет рад.
Юрка, как ты сейчас в Гренландии?
Юрка, в этом что-то неладное,
если в ужасе по снегам
скачет крови
живой стакан!
Страсть к убийству, как страсть к зачатию,
ослепленная и зловещая,
она нынче вопит: зайчатины!
Завтра взвоет о человечине...
Он лежал посреди страны,
он лежал, трепыхаясь слева,
словно серое сердце леса,
тишины.
Он лежал, синеву боков
он вздымал, он дышал пока еще,
как мучительный глаз,
моргающий,
на печальной щеке снегов.
Но внезапно, взметнувшись свечкой,
он возник,
и над лесом, над черной речкой
резанул
человечий
крик!
Звук был пронзительным и чистым, как
ультразвук
или как крик ребенка.
Я знал, что зайцы стонут. Но чтобы так?!
Это была нота жизни. Так кричат роженицы.
Так кричат перелески голые
и немые досель кусты,
так нам смерть прорезает голос
неизведанной чистоты.
Той природе, молчально-чудной,
роща, озеро ли, бревно —
им позволено слушать, чувствовать,
только голоса не дано.
Так кричат в последний и в первый.
Это жизнь, удаляясь, пела,
вылетая, как из силка,
в небосклоны и облака.
Это длилось мгновение,
мы окаменели,
как в остановившемся кинокадре.
Сапог бегущего завгара так и не коснулся земли.
Четыре черные дробинки, не долетев, вонзились
в воздух.
Он взглянул на нас. И — или это нам показалось
над горизонтальными мышцами бегуна, над
запекшимися шерстинками шеи блеснуло лицо.
Глаза были раскосы и широко расставлены, как
на фресках Дионисия.
Он взглянул изумленно и разгневанно.
Он парил.
Как бы слился с криком.
Он повис...
С искаженным и светлым ликом,
как у ангелов и певиц.
Длинноногий лесной архангел...
Плыл туман золотой к лесам.
"Охмуряет",— стрелявший схаркнул.
И беззвучно плакал пацан.
Возвращались в ночную пору.
Ветер рожу драл, как наждак.
Как багровые светофоры,
наши лица неслись во мрак.
1963
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
