– Чем больше песочных дней пропадает на дне склянки, тем понятней становится осень: по всему роднее и ближе... тишина безголосо-тонкая, опустившись даже на крыши, оставила людям людское – внутривенное: дом и стоянку. Ветер вьется. Как вседвиженье. Раздевает, срывает, уносит вещества. «И куда ты?» – не спросит...
– Никто, потому что ветер… И вольный, и вечно веет...
– А вода уже ожидает. По-детски, без ухищрений смешивает свет с грязью: мол, не привязывайся – оставайся гостем в доме «своем». И ты, стаптывая в который раз каблуки, твердя себе: «улыбайся», вдыхаешь шумно, как кит, что-то называвшееся воздухом и заполняющее, все, что считается полым или способным вмещать, но высшему соответствию уступающее, высшей способности прятать и прятаться только в себе – пустоте...
– Да… Ведь любимые были темы: я – пространство и время – они – это ад – мы – всегда ни те...
– Так о чем я? Ах да, об обуви. О том, что, стоптав каблуки – извини, это будут последние (т.к. полюбишь тапочки, кто б подумал, и дом!), как «не отними руки» ты посмотришь на седь свою – посеребряную, с позолотою... и наконец-то признаешься: «Вот он – я… без прикрас, весь, увы, как есть. Слава Богу, что вот она – старость; что вечер погас; что усталость – привычка, что ревматизм – не болезнь, а жизнь; что осень как надежда на новый год». Но все это просто длинный пролог к признанью: «Мне плохо от «некуда деться», раскаянье лижет уставшее мое сердце... и если честно, не лижет, а рвет…» – тут долгая пауза, – «... Он – как никто – близ… при двéрех... И, знаешь?... Он все еще ждет...»
– Меня? Я б такого не ждал...
– А Он еще ждет...
Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губах трепетало последнее слово,
Что-то ярко светило — фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.
Я так часто бросал испытующий взор
И так много встречал отвечающих взоров,
Одиссеев во мгле пароходных контор,
Агамемнонов между трактирных маркеров.
Так, в далекой Сибири, где плачет пурга,
Застывают в серебряных льдах мастодонты,
Их глухая тоска там колышет снега,
Красной кровью — ведь их — зажжены горизонты.
Я печален от книги, томлюсь от луны,
Может быть, мне совсем и не надо героя,
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
