я говорю: бог существует не для нас
ты уверяешь: бога нет вовсе
самое святое наше всё –
зелёный цветок
пока он не станет красным стеблем
мы не почувствуем себя обворованными
мы будем вместе
зелень
водка
плавленый сырок дружба –
удел нищих и алкоголиков
впрочем их разделяет только острая грань зеркала –
такая вот петрушка друг
нам не нужны
зелень водка луковые кольца приложенные к покрасневшим векам –
мы и так откровенны до самых физиологических подробностей
это нас наверное и спасает
если кривая однажды выведет тебя в облизанный чернью киев
мы не станем считать венки на локтевых сгибах
клевать с ладоней арахис
делать снимки на память –
какая разница насколько глупо мы выглядим
главное ровно через положенное время часов
поезд перекрасит красный стебель в зелёные лепестки
со спаренным сердцем посерединке
гулящий сквозняк
перебранка котов
перманентный политический кризис в стране –
всё это -
всего лишь фон к святотатству наших разговоров
поэтому
каждый вечер
я выставляю зелёную кувшинку словно свечу в окно
и ты доклеиваешь ей ещё один лепесток
оборвать его – то же самое что
легализировать эвтаназию
поэтому так удачно
что у нас много дури и настолько мало предрассудков
что мы соглашаемся умирать каждую ночь
в два часа
за два дюйма до гринвича
вечная любовь консервированная верность слезоточивый горошек плавленый сырок –
всё это такая чепуха
что даже не стоит заморачиваться
только бы дни начинались с зелёного-зелёного света
виртуальная дружба – это когда
устав до очередной маленькой смерти
мы укладываемся спать в разных концах страны
каждый под своё одеяло
и шарим под ним тёплыми правыми
с одинаковым выражением лица
думая каждый о своём
Нелегкое дело писательский труд –
Живешь, уподобленный волку.
С начала сезона, как Кассий и Брут,
На Цезаря дрочишь двустволку.
Полжизни копить оглушительный газ,
Кишку надрывая полетом,
Чтоб Цезарю метче впаять промеж глаз,
Когда он парит над болотом.
А что тебе Цезарь – великое ль зло,
Что в плане латыни ему повезло?
Таланту вредит многодневный простой,
Ржавеет умолкшая лира.
Любимец манежа писатель Толстой
Булыжники мечет в Шекспира.
Зато и затмился, и пить перестал –
Спокойнее было Толстому
В немеркнущей славе делить пьедестал
С мадам Харриет Бичер-Стоу.
А много ли было в Шекспире вреда?
Занятные ж пьесы писал иногда.
Пускай в хрестоматиях Цезарь давно,
Читал его каждый заочник.
Но Брут утверждает, что Цезарь – говно,
А Брут – компетентный источник.
В карельском скиту на казенных дровах
Ночует Шекспир с пораженьем в правах.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
