...горизонтальная печаль и вертикальная надежда... как крест для о-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-а как дерево во чистом поле... во чистом поле ни души... лишь туши облаков, их тени, движенье их - движенье вре..., из вечности теченье в вечность, из течности вечненье в течность, и птицы - знаки препинанья небесной грамоты... корректор, слов прозектор? где он? а он - само молчание... молчание - музыка музык... ау, где дирижёр? где Автор?.. он - в зрителе, который спит, открыв окно во чисто поле... во чистом поле - ни... и лишь... его душа парит... отважно!.. горизонталь и вертикаль - линеечки в его тетради... можно и по диагонали... и на полях, росистых, спелых... и по воде, если есть вилы... и пальцем в небо грозо воя, а можно через пень колоду, тень на плетень, не зная броду, ну а случись вожжа под хвост - за семь вёрст киселя хлебать, и если вдруг вопрос - ребром, в котором бес, конечно, мелкий, а седина - та в бороде, а в борозде, её не портя, лишь старый конь, чу!.. кони стали... стальные кони... что там в поле?.. да кто их знает... пенный волк...
...конечно, смешно. Но как хорошо, когда так легко. Когда все легко. Делаеца, даёца, думаеца, живёца, пишыца, сни-ца-ца-ца! Недаром же это «ца». Делает себя. Дает себя. Пишет себя. Живет себя. Снит себя. Само. Отдыхай! Любуйся волненьем салфетки, колеблемой ветром из дальних, дальних забытых краев, северных ледовитых, суровых и романтичных, невиданных, детских, любимых... И вот он ворвался - ветер - в форточку твоей кухни, в ту форточку, что не увидит никогда в жизни Юга... И вот он ворвался, ветер, северный, се - верный ветер, и взволновал салфетку... Не правда ли? Да не прав ли? Правда ли не? Не дали прав?
...слоняться из угла в угол этоготесного ...бря... Ждать баснословной погоды у моря на блеклом пейзаже в старой обле злой раме в забы/итом чулане памяти. В упор не видеть того, что зеркало в нос тебе тычет.
Войти в сумерки ислитьсясними... и гаснуть, медленно и красиво, ще мя ще красиво, тревожно, страшно, сладостно, сладко...
Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
- Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем,- и через плечо поглядела.
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки, - идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни.
Далеко в шалаше голоса - не поймешь, не ответишь.
После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке;
В каменистой Тавриде наука Эллады - и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.
Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,-
Не Елена - другая, - как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
11 августа 1917, Алушта
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
