Как суша окружённая водой,
Есть оппонент и вечный недруг мой:
Еврей? Американец? Англичанин?
Есть нация одна – Островитянин…
До острова плыви, не доплывёшь,
Любой в бинокль человечек – вошь,
Змеёй в руках удавочка-петля,
Там в мареве ничейная Земля.
Ничья земля? – Моя, Островитянин!
Ты на моей лишь инопланетянин.
Твой остров – межпланетная тарелка,
Тебе послышалось, мы не кричали «вэлком!»…
Здесь на краю России, в Тёплом стане,
Где и москвич давно островитянин,
Тебя встречали с дыркою в кармане.
– «А где же мани?»
Достал скорее почерней фломастер,
Аборигену сочинил блокбастер,
Чтобы поверил русский папуас,
Что ты опять нас от вторженья спас.
Арендодатель покупной земли,
На срок аренды дни свои продлил.
Что может нация, когда она без крови?
Бензином насосаться, как «лэнд ровер»,
Вампир киношный в кетчупе томатном
Пьёт нашу кровь из ящиков квадратных,
А зомби и живые мертвецы –
То в стельку пьяные и братья, и отцы.
Мысль иностранца очень материальна:
По четверо орально и анально
Имеют в порно наших матерей,
А заодно сынов и дочерей.
Солдат российских превратив в зверей,
Кликухи вешают: Толстой, Тургенев, Пушкин,
Макаренко-убийца, гей-Слепушкин,
А Гоголь – злой маньяк боевика.
Не больше туалетного листка –
Литература, что читать века…
А папуас забыл и рад стараться,
Инопланетным дивом нахлебаться…
Моя земля, песчинка в море лжи,
Стихами, книгами над бездною кружи,
Дай разглядеть народу моему
Среди тумана – лагерную тьму:
Островитяне суррогаты наций
Готовят папуасам резервации.
Арабы, африканцы и индейцы
Для них всего лишь недоевропейцы;
Какой вокруг межзвёздный перекос,
Их истребление совсем не холокост?..
Мы русские, в нас совесть через край,
Мы сделали победным месяц май,
В своей стране живём, как в оккупации,
Пора нам выходить из резервации.
Долой инопланетное вторжение!
Я первой выхожу из окружения.
Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть,
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем - так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины - к причине,
А глядишь - заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами
Только есть одиночество - в раме
Говорящего правду стекла.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
