Нет такой глупости, которой бы не рукоплескали, и такого глупца, что не прослыл бы великим человеком, или великого человека, которого не обзывали бы кретином
Я уже никогда не увижу флорентийских сияющих крыш.
В эту жизнь ничего не запишет немигающий, дымный Париж.
И уже никогда, мимолётно, городов, городов, городов
не коснётся душа.
На полотна,
отрисованный праздник углов, кубатуры, пространств, голошенья,
я уже никогда не смогу, положив, получить приглашенье
на своём оглашенном веку
отдышаться над крохотной Темзой, оглянуться в берлинском окне...
В круг забот завернувшему век свой – то и воли, что видеть во сне.
Не видавшему славы и боли – то и горя, что выйдет сейчас.
Просто ворон не выклюет в поле незакрытых в бессмертие глаз,
просто жизнь разойдётся, как прежде, под свистки, мельтешенье и гам,
просто – жить в ежедневной надежде, умирая невидимо там,
где живут и, себя на планете полагая за что-то в ответе,
и надеясь на что-то потом,
умирают безумные дети, укрепясь в заблужденьи святом.
Квартиру прокурили в дым.
Три комнаты. В прихожей шубы.
След сапога неизгладим
до послезавтра. Вот и губы
живут недолго на плече
поспешным оттиском, потёком
соприкоснувшихся под током,
очнувшихся в параличе.
Не отражает потолок,
но ежечасные набеги
теней, затмений, поволок
всю ночь удваивают веки.
Ты вдвое больше, чем вчера,
нежнее вдвое, вдвое ближе.
И сам я человек-гора,
сошедший с цирковой афиши.
Мы — дирижабли взаперти,
как под водой на спор, не дышим
и досчитать до тридцати
хотим — и окриков не слышим.
(1986)
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
