В Черрапунджи холодно, в Верхоянске сыро…
ветер сменится, в статус надует кво.
Липким светом зимние заметает квартиры
неестественное нас естество.
Целый век московские без-пяти-метели –
крик /про/нзительно-/мозглый/ в кино немом –
не светили, так, только неярко блестели
позабытым – утром в пятницу – сном.
Полуночный реквием большенесовпадений –
звездный благовест постный в седмичный день –
влижет лимб объема на шкале направлений
в анонимности всепрощающей сень.
В Верхоянске – холодно, в Черрапунджи – сыро:
если статус, обязательно рядом кво.
Отвратительно счастливо в своих зимних квартирах
нас естественное неестество…
Штрихи и точки нотного письма.
Кленовый лист на стареньком пюпитре.
Идет смычок, и слышится зима.
Ртом горьким улыбнись и слезы вытри,
Здесь осень музицирует сама.
Играй, октябрь, зажмурься, не дыши.
Вольно мне было музыке не верить,
Кощунствовать, угрюмо браконьерить
В скрипичном заповеднике души.
Вольно мне очутиться на краю
И музыку, наперсницу мою, -
Все тридцать три широких оборота -
Уродовать семьюдестью восьмью
Вращениями хриплого фокстрота.
Условимся о гибели молчать.
В застолье нету места укоризне
И жалости. Мне скоро двадцать пять,
Мне по карману праздник этой жизни.
Холодные созвездия горят.
Глухого мирозданья не корят
Остывшие Ока, Шексна и Припять.
Поэтому я предлагаю выпить
За жизнь с листа и веру наугад.
За трепет барабанных перепонок.
В последний день, когда меня спросонок
По имени окликнут в тишине,
Неведомый пробудится ребенок
И втайне затоскует обо мне.
Условимся о гибели молчок.
Нам вечность беззаботная не светит.
А если кто и выронит смычок,
То музыка сама себе ответит.
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
