У травы, что взрастает на мёртвых,
научиться копить вещество;
не молчаньем - так щёлканьем вёртким,
не проклятьем - так дальним родством,
обернуться, вернуться обратно...
не присловьем - так бранью невнятной,
где подгнившей землёй, где под ней
переполнившей замысел клятвой
изменяя природу корней,
научиться молчать при измене;
научиться у прочных растений
собирать над собою своё;
из внимательной выступив лени,
не рекой - так сухим муравьём
просочиться сквозь почву, продлиться;
не растеньем - так зверем и птицей,
не у них - так у птиц, не у них -
так у чёрных зверей научиться
забывать о могилах своих.
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
