Затихает мой город –
я
открываю окно:
дышит
теплой влажностью, еле слышной,
от тумана седой,
земля.
И шептать мог бы серый тополь,
и могла бы шуршать река... –
невозможная жалость острой
нотой долбит дыру
у виска. –
и мой день обречен пропасть
без надежды, вне смысла,
попусту
нанизав тревогу на пустоту,
и в зевотную эту пасть
отпуская пыль сокровенную,
чтобы было больнее жить
и любить рожденное тленным,
и привязанности хоронить...
Ну, скажи мне,
мой вечный Ветер,
стоит радость траурных лент?
слава – горечи,
а безверие –
невозможности видеть свет?..
Сначала мать, отец потом
Вернулись в пятьдесят девятый
И заново вселились в дом,
В котором жили мы когда-то.
Все встало на свои места.
Как папиросный дым в трельяже,
Растаяли неправота,
Разлад, и правота, и даже
Такая молодость моя -
Мы будущего вновь не знаем.
Отныне, мертвая семья,
Твой быт и впрямь неприкасаем.
Они совпали наконец
С моею детскою любовью,
Сначала мать, потом отец,
Они подходят к изголовью
Проститься на ночь и спешат
Из детской в смежную, откуда
Шум голосов, застольный чад,
Звон рюмок, и, конечно, Мюда
О чем-то спорит горячо.
И я еще не вышел ростом,
Чтобы под Мюдин гроб плечо
Подставить наспех в девяностом.
Лги, память, безмятежно лги:
Нет очевидцев, я - последний.
Убавь звучание пурги,
Чтоб вольнодумец малолетний
Мог (любознательный юнец!)
С восторгом слышать через стену,
Как хвалит мыслящий отец
Многопартийную систему.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
