с бодуна ли какого, с лихого скакуна, что диваном лежал, соскочил я в шкафовые ноги, и я ноги твои увидал. полон я удивительным телом, что всё время себя веселит. вижу: платье комком полетело белой ваты за дверь приоткрыт. вижу то, от чего поседею, если долго я буду смотреть: то, чем я никогда не владею, твоё тело, пытаясь гореть, превращается в шкаф, голубое. белым пламенем утра свечи. как поляна забытого боя, где представил: стреляй, да ключи зажимай пистолетом. патроны не кончаются. жизнь: никогда. но огонь ускользающий тронет мои губы, что даже езда мне помочь на коне не поможет. на диване прилягу, убит. под ногами деревьев положат весь тот сор, что в огне не горит. всё что я напечатал для дела, мастерил кое-как для тебя, то запахнет тот час же горелым, занимаясь. такая судьба. с бодуна ли какого, с порога снова платье стучится ко мне. в голубом утопая чертоге неба, комнаты, в этом вполне переходном пространстве, без вкуса. только старые всюду шкафы. только минус, растущий из плюса, как тарелка растёт из халвы. как там: скатерть, за ней: древесина. и лови ускользающих мух. и стреляй. умирают мужчины после выстрелов трёх или двух. вот и ты, в своём белом халате, троеперстием пальцев живых, и обрубками прочих, но хватит. о любимых когда я моих. я могу не додумать, могу я просто их некрасиво любить, жахнуть в дёсны. и только прошу я этих кукол во мне не убить. я люблю их. бодун-бодунович. белый-белый треклятый халат. жахнуть в дёсны, и дальше по-новой: представлять эту жизнь до гола. догори! моё белое платье. белый-белый такой мотылёк. с бодуна ли какого, но хватит, я бы это красивее мог. я бы это углями раскрасил. И тебя я назвал бы босой. из какого-то старого класса, на учебник поставив большой, я бы слушал: вот, учишь английский, вот тетради косая строка. и обрубками пальцев по списку, выдавая горячий зака.
Серый коршун планировал к лесу.
Моросило, хлебам не во зло.
Не везло в этот раз Ахиллесу,
Совершенно ему не везло,
И копье, как свихнувшийся дятел,
Избегало искомых пустот.
То ли силу былую утратил,
То ли Гектор попался не тот.
Не везло Ахиллесу – и точка.
Черной радуги мокли столпы.
И Терсит, эта винная бочка,
Ухмылялся ему из толпы.
Тишина над судами летела,
Размывала печаль берега.
Все вернее усталого тела
Достигали удары врага.
Как по липкому прелому тесту
Расползались удары меча.
Эта битва текла не по тексту,
Вдохновенный гекзаметр топча.
И печаль переполнила меру,
И по грудь клокотала тоска.
Агамемнон молился Гомеру,
Илиаде молились войска.
Я растягивать притчу не стану,
Исходя вдохновенной слюной.
В это утро к ахейскому стану
Вдохновенье стояло стеной.
Все едино – ни Спарты, ни Трои,
Раскололи кифару и плуг.
Мы одни среди пролитой крови,
Мы одни – посмотрите вокруг.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
