понравилось. нет. мне ваши стихи, вообще, нравятся. не скажу, что не хорошо. ну и я налабал.
люблю я синие громады
накидок неба. я люблю
рассвет, а не люблю заката.
снежок весенний я терплю.
не над думать, что я прежний,
что ж. я смышлёней - иль дурней? -
своей влюблённости кромешной
в следы от лыж. следы саней.
они горят костром на солнце.
весной, когда подтает лёд,
люблю. а что мне остаётся?
когда любовь к себе зовёт.
темна небесная накидка.
глубок предутренний закат.
моя разбитая попытка.
любовь - разбитый самокат.
о. о. о. о. такая пытка.
я сам на колесе не рад.
я еду. шар порвался. нитка.
всё лопнуло уж год назад.
о чём теперь-то вспоминаю?
о гвоздиках? о черемше?
о, что я, что я сочиняю!
уже ли это есть в душе
моя любовь? - за неименьем
чего-то большего: да-да.
сосна. и капает вода.
и я замучался сравненьем...
люблю я синее варенье.
люблю я стены. провода.
люблю горенье и паренье
с вареньем рифмовать всегда.
но на крайняк: ломоть печенья,
стакан воды, вернее, льда.
и никуда. и никогда.
и женщин вечное сомненье.
Кабанька! Вы славные потоки выдаёте иногда - мне нравится текучая вода,когда она не слишком ерунда.Спасибо,что откликнулся.
;-)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.
С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.
В черной оспе блаженствуют кольца бульваров...
Нет на Москву и ночью угомону,
Когда покой бежит из-под копыт...
Ты скажешь - где-то там на полигоне
Два клоуна засели - Бим и Бом,
И в ход пошли гребенки, молоточки,
То слышится гармоника губная,
То детское молочное пьянино:
- До-ре-ми-фа
И соль-фа-ми-ре-до.
Бывало, я, как помоложе, выйду
В проклеенном резиновом пальто
В широкую разлапицу бульваров,
Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном,
Где арестованный медведь гуляет -
Самой природы вечный меньшевик.
И пахло до отказу лавровишней...
Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен...
Я подтяну бутылочную гирьку
Кухонных крупно скачущих часов.
Уж до чего шероховато время,
А все-таки люблю за хвост его ловить,
Ведь в беге собственном оно не виновато
Да, кажется, чуть-чуть жуликовато...
Чур, не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать -
Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги,
Чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи.
Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна...
Из густо отработавших кино,
Убитые, как после хлороформа,
Выходят толпы - до чего они венозны,
И до чего им нужен кислород...
Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!
Я говорю с эпохою, но разве
Душа у ней пеньковая и разве
Она у нас постыдно прижилась,
Как сморщенный зверек в тибетском храме:
Почешется и в цинковую ванну.
- Изобрази еще нам, Марь Иванна.
Пусть это оскорбительно - поймите:
Есть блуд труда и он у нас в крови.
Уже светает. Шумят сады зеленым телеграфом,
К Рембрандту входит в гости Рафаэль.
Он с Моцартом в Москве души не чает -
За карий глаз, за воробьиный хмель.
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты.
Май - 4 июня 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.