Подросток – юная весна -
от ветра южного пьяна,
слезами проливными льёт,
порою в голос подвывает,
простывшим горлом, крашен рот
размякшей глиной. Дворовая
пацанка, вольный беспризор.
Босою вылетев во двор,
полощет юбочкою смятой
под дудку мартовских ветров,
и звонко, жалобно, невнятно
выкрикивает про любовь.
Вся – без узды, вся – «ну, и пусть!»,
И.. вспоминаю, и узнать.. боюсь.
Дурнушка, я пойду с тобой,
оскальзываясь в ночь, пьянея
от пьяных слёз твоих. Даст бог,
к утру и небо просинеет,
преобразишься в красоту
(её.. я, впрочем, тоже.. чту)
и ты, дитя, меня покинешь.
Ну, а пока, позволь мне, дай
делить отчаянный твой кипиш,
возьми, веди на край, за край,
мажь глиной, кутай в ветра рвань,
Хошь - про любовь? Валяй! - горлань..
Бумага терпела, велела и нам
от собственных наших словес.
С годами притёрлись к своим именам,
и страх узнаванья исчез.
Исчез узнавания первый азарт,
взошло понемногу быльё.
Катай сколько хочешь вперёд и назад
нередкое имя моё.
По белому чёрным сто раз напиши,
на улице проголоси,
чтоб я обернулся — а нет ни души
вкруг недоуменной оси.
Но слышно: мы стали вась-вась и петь-петь,
на равных и накоротке,
поскольку так легче до смерти терпеть
с приманкою на локотке.
Вот-вот мы наделаем в небе прорех,
взмывая из всех потрохов.
И нечего будет поставить поверх
застрявших в машинке стихов.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
