Мне скучно, бес! В перемеженьи
смертей, народов и эпох
нет новостей – одно движенье.
Мир не хорош и мир не плох –
он переменчив.
Но, готовясь
к явленью перемены в нём,
скажи, а велика ли новость
в рождении ещё одном?
СПУТНИК:
Не велика.
ПРОХОЖИЙ:
Тогда вниманья
она не стоит.
СПУТНИК:
Может быть.
Не лучше б стало, перестань я
как нянька за тобой ходить?
ПРОХОЖИЙ:
Да, нет уж – будь.
Хотя и чести
немного…
Мне не превыкать!
СПУТНИК:
Ну, так идём – на новом месте
получше новостей искать.
ПРОХОЖИЙ:
И что – найдём?
СПУТНИК:
А вдруг!
ПРОХОЖИЙ:
Бесцельно
мы бродим третью сотню лет!
СПУТНИК:
Бессмертье требует терпенья.
А у тебя терпенья нет.
ПРОХОЖИЙ:
Бессмертье требует бесстрастья!
Который век средь лжи и смут
всё также люди ждут участья,
а, не дождавшись, смерти ждут.
СПУТНИК (хмыкнув):
Позволь, но чем не хороша
возможность нужного ответа?
Мне помнится, одна душа
весьма надеялась на это –
и от тебя! Но ты как раз
был смыслом жизни очень занят…
ПРОХОЖИЙ:
Да, бесконечен пересказ
грехов и слабостей.
Помянут
не тем будь странный этот зов,
но он меня увлёк – и что же?
Опять – собранье нежных слов
и кухня с печкою!
СПУТНИК:
Быть может,
не стоит так спешить? Вот тут
остановись, начни хоть что-то,
хоть – печку класть…
ПРОХОЖИЙ (саркастически):
Полезный труд
и благодатные заботы
любого от хандры спасут!
СПУТНИК (в сторону):
Опасен праздный наблюдатель.
Не раз уж мир горел в огне
теории и скуки ради.
А, впрочем, - что за дело мне!
(Прохожему):
Куда пойдём?
ПРОХОЖИЙ:
Не знаю!
Сколько
ни озирайся, всё – равно.
На каждый век – своя попойка,
похмелье же всегда одно.
Не так воруют, но воруют.
Меняют речь, но так же лгут.
Сменив бубенчики на сбруе,
по кругу всё тому ж бегут…
СПУТНИК (в сторону):
Сколь мир не плох, но судьи – гаже!
Прошёл, зевнул, сморкнулся, глядь –
и приговор!
(Прохожему):
Весь свет прикажешь
твоею скукой измерять?
ПРОХОЖИЙ (в отчаянии):
Да! Ею, скукой! Я – прохожий!
Я послан волею небес!
Мы бродим триста лет – всё тоже,
всё также здесь! Мне скучно, бес!
Куда прикажешь деть мой разум?
Где в мире сем ему юдоль?
Неудачник. Поляк и истерик,
Он проводит бессонную ночь,
Долго бреется, пялится в телик
И насилует школьницу-дочь.
В ванной зеркало и отраженье:
Бледный, длинный, трясущийся, взяв
Дамский бабкин на вооруженье,
Собирается делать пиф-паф.
И - осечка случается в ванной.
А какое-то время спустя,
На артистку в Москву эта Анна
Приезжает учиться, дитя.
Сердцеед желторотый, сжимаю
В кулаке огнестрельный сюрприз.
Это символ? Я так понимаю?
Пять? Зарядов? Вы льстите мне, мисс!
А потом появляется Валя,
Через месяц, как Оля ушла.
А с течением времени Галя,
Обронив десять шпилек, пришла.
Расплевался с единственной Людой
И в кромешный шагнул коридор,
Громыхая пустою посудой.
И ушел, и иду до сих пор.
Много нервов и лунного света,
Вздора юного. Тошно мне, бес.
Любо-дорого в зрелые лета
Злиться, пить, не любить поэтесс.
Подбивает иной Мефистофель,
Озираясь на жизненный путь,
С табурета наглядный картофель
По-чапаевски властно смахнуть.
Где? Когда? Из каких подворотен?
На каком перекрестке любви
Сильным ветром задул страх Господен?
Вон она, твоя шляпа, лови!
У кого это самое больше,
Как бишь там, опереточный пан?
Ангел, Аня, исчадие Польши,
Веселит меня твой талисман.
Я родился в год смерти Лолиты,
И написано мне на роду
Раз в году воскрешать деловито
Наши шалости в адском саду.
"Тусклый огнь", шерстяные рейтузы,
Вечный страх, что без стука войдут...
Так и есть - заявляется Муза,
Эта старая блядь тут как тут.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
