нарисуй меня акриловой краской,
не пожалей словца:
красивая, нежная, ласковая,
любимая, дура, овца.
Да нет же, всё это ложь, заполошные выдумки толстых тёток.
(с) Сарка моя...
В ногах днем и ночью путаются слова,
и небо, срывая маски, смеется в голос.
Не голод.
Я просто стану на вечность голой,
чтоб ты всем могла сказать: «Я была права!»
Мол, выдохлась девка, вывернулась ужом,
но дальше ползти, увы, не хватило силы.
И, если мне предначертано быть чужой,
я буду.
Царем убийц.
Королем крысиным.
Я буду мертветь и слепнуть, начну неметь,
присяду на миг, и ноги обнимет холод.
Не голод.
Я просто стану, как этот город –
ненужностью, принимающей только смерть.
Как медь.
Или сталь изогнутого кинжала
на белой и накрахмаленной простыне.
Чтоб ты всем могла сказать, будто я сбежала,
сбегу.
Повторяя круг: от меня ко мне.
Хомяк толстозадый, сдохнувший в колесе,
какая-то фибрилляция или что-то
из выдумок этих глупых сварливых теток,
мечтающих не морщиниться, не лысеть,
не пить по утрам «ромашку» и рыбий жир.
Корабль не тонет, значит бежать не надо.
И, чтоб ты могла сказать всем, что Элвис жив,
я лично его достану из недр ада.
…и он мне расскажет, что город рожден бессмертным,
а люди пришли никем и уйдут никем…
...это должно было стать небольшим секретом,
маленьким праздником, записью в дневнике…
Оно, ухмыляясь, смотрит в мое нутро,
мол, как бы туда пробраться и все изгадить.
А я, заглянув однажды в жж Кетро,
теперь буду «вешать» опусы лишь в тетради.
Я изучил науку расставанья
В простоволосых жалобах ночных.
Жуют волы, и длится ожиданье --
Последний час вигилий городских,
И чту обряд той петушиной ночи,
Когда, подняв дорожной скорби груз,
Глядели вдаль заплаканные очи
И женский плач мешался с пеньем муз.
Кто может знать при слове "расставанье"
Какая нам разлука предстоит,
Что нам сулит петушье восклицанье,
Когда огонь в акрополе горит,
И на заре какой-то новой жизни,
Когда в сенях лениво вол жует,
Зачем петух, глашатай новой жизни,
На городской стене крылами бьет?
И я люблю обыкновенье пряжи:
Снует челнок, веретено жужжит.
Cмотри, навстречу, словно пух лебяжий,
Уже босая Делия летит!
О, нашей жизни скудная основа,
Куда как беден радости язык!
Все было встарь, все повторится снова,
И сладок нам лишь узнаванья миг.
Да будет так: прозрачная фигурка
На чистом блюде глиняном лежит,
Как беличья распластанная шкурка,
Склонясь над воском, девушка глядит.
Не нам гадать о греческом Эребе,
Для женщин воск, что для мужчины медь.
Нам только в битвах выпадает жребий,
А им дано гадая умереть.
1918
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
