а ладони, раскрывшись поддоном,
толщиной этих крыльев сквозных,
этих листьев, где мясо не тонет,
но из капель лежит водяных.
как гортани упрятанных певчих,
так и рыщет по уху хлопок.
поднести бы мне лучик на плечи,
переломанный, как только мог.
а ладони белей и сквознее,
словно бабочки, вихри стрекоз,
словно то, чего нету сплошнее
после слёз, не стираемых слёз.
и рассвет, словно жгучий подарок.
это жёлтое мясо в зерне
этажей убегающих арок,
на ладони припавший ко мне.
Спасибо, Вадим!
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
На окошке на фоне заката
дрянь какая-то жёлтым цвела.
В общежитии жиркомбината
некто Н., кроме прочих, жила.
И в легчайшем подпитье являясь,
я ей всякие розы дарил.
Раздеваясь, но не разуваясь,
несмешно о смешном говорил.
Трепетала надменная бровка,
матерок с алой губки слетал.
Говорить мне об этом неловко,
но я точно стихи ей читал.
Я читал ей о жизни поэта,
чётко к смерти поэта клоня.
И за это, за это, за это
эта Н. целовала меня.
Целовала меня и любила.
Разливала по кружкам вино.
О печальном смешно говорила.
Михалкова ценила кино.
Выходил я один на дорогу,
чуть шатаясь мотор тормозил.
Мимо кладбища, цирка, острога
вёз меня молчаливый дебил.
И грустил я, спросив сигарету,
что, какая б любовь ни была,
я однажды сюда не приеду.
А она меня очень ждала.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.