Тэш скучает без писем Дэни.
Без его песен.
Остальной здешний мир Тэш не интересен; Тэш ходит по барам, пропивая последние двести.
От Дэни тридцатые сутки ни одной вести.
Тэш заказывает ещё стакан.
Тэш не дура, имеет характер и даже весьма красива, Тэш различает хамов, кобелей и дебилов, вот только где, боже, взять ещё каплю силы, чтоб от мысли о Дэни нутро не скулило.
Тэш пьёт. И сидит, как истукан.
Тэш вспоминает, как он целовал её шею и щёки, её изнутри жгло, будто рыбку на солнцепёке, она лишь губами шлёпала, словно при сильном шоке.
Но подставлялась для его поцелуев-пощечин….
А он улыбался закрытым ртом.
Нет, Дэни не любит Тэш, ему просто нравится
Смотреть на неё, как она раздевается…
Мается…
Дразнится…
Ластится…
В полоске оконного света её упругая задница.
Свежий ветер в его ските необжитом.
Дэни – эстет, голден бой, вздёрнутый носик. Дэни нравится всем, у кого не спросишь, он будто идол, миленький христосик.
От его парфюма Тэш голову сносит.
От его взгляда она ломается пополам.
Слава богу, Тэш циник и реалистка. Тэш умеет считать барыши и степени риска. Вот только Дэни, смельчак, подошёл слишком близко. И Тэш, как воровка – рецидивистка,
Ищет Дэни по чуждым домам.
Тэш засыпает в третьей по счёту постели, Тэш просыпается где-то в пустых номерах отелей. Она перестала считать овец перед сном и дни недели,
А за окном уже кроны у клёна побагровели.
Тэш курит и пьёт натощак.
Дэни ей позвонит, когда город заледенеет. От его голоса она побледнеет и оцепенеет.
Он скажет, что уезжал «за бугор» писать пару статеек.
Тэш будет кивать в такт его ахинее.
А потом тихо положит ладонь на рычаг.
***
Когда город взорвёт 28-я весна, Тэш будет при деле: синий Subary, сладкое место юриста при госотделе; бросит курить, похудеет, похорошеет.
Они столкнутся в четверг в магазине в винном отделе.
Дэни скажет, какое вино лучше брать.
У Тэш увеличится пульс, у Дэни – зашкалят частоты. А между – мёд-патока.
Фруктовые сиропы.
Абрис её головы на фоне его занавесок. Вполоборота….
Тэш главное помнить, что в 6 муж приходит с работы.
Дэни нужно забрать свою дочь ровно в 5.
На фоне Афонского монастыря
потягивать кофе на жаркой веранде,
и не вопреки, и не благодаря,
и не по капризу и не по команде,
а так, заговаривая, говоря.
Куда повело... Не следить за собой.
Куда повело... Не подыскивать повод.
И тычется тучное (шмель или овод?),
украшено национальной резьбой,
создание и вылетает на холод.
Естественной лени живое тепло.
Истрёпанный номер журнала на пляже
Ты знаешь, что это такое. Число
ушедших на холод растёт, на чело
кладя отпечаток любви и пропажи,
и только они, и ещё кофейку.
И море, смотри, ни единой медузы.
За длинные ноги и чистые узы!
Нам каяться не в чем, отдай дураку
журнал, на кавказском базаре арбузы,
и те, по сравнению с ним на разрез —
белее крыла голодающей чайки.
Бессмысленна речь моя в противовес
глубоким речам записного всезнайки,
с Олимпа спорхнул он, я с дерева слез.
Я видел, укрывшись ветвями, тебя,
я слышал их шёпот и пение в кроне.
И долго молчал, погружённый в себя,
нам хватит борозд на господней ладони,
язык отпуская да сердце скрепя.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
