Если бы Бог назначил женщину быть госпожой мужчины, он сотворил бы ее из головы, если бы - рабой, то сотворил бы из ноги; но так как он назначил ей быть подругой и равной мужчине, то сотворил из ребра
Мы – шуты при дворе царя Гороха,
Толоконные лбы венчают бубны,
Оставляют на коже зарубы
Дней сочтённых тупые осколки.
Все сучки стоеросовой дубины
Помнят наши гордо сгорбленные спины,
Помнят кубла гадюк подколодных
До костей вкус искусанных лОктей.
Балагурь баламут!
Топкий омут, сопки руд,
Проходимец-халдей
Средь табакерочных чертей.
Паче чаянья, всуперечь надежде,
Не верша про запас благочинства,
Хоть до самого дна в водах чистых
Рябью якорную тень рикошетит.
Пульс заклинит, пружину сжимая,
Пусть кренит, запрокинув до края,
Дотянуться и пасть – пол аршина,
В распростёртую пасть как нажива.
Балагурь баламут!
Топкий омут, сопки руд,
Проходимец-халдей
Средь табакерочных чертей.
Мы – шуты при дворе царя Гороха,
Где ограды дворцов плющом овиты,
По задворкам снуют сибариты,
Каждый – увалень, бестолочь, рохля.
Да катись оно всё к преисподней!
Да гори оно полымем синим!
Утомили уставов засильем –
Задохнуться в угаре свободней!
Балагурь баламут!
Топкий омут, сопки руд,
Проходимец-халдей
Средь табакерочных чертей.
Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою
любовницу – из чистой показухи.
Он произнес: «Теперь она в Раю».
Тогда о нем курсировали слухи,
что сам он находился на краю
безумия. Вранье! Я восстаю.
Он был позер и даже для старухи -
мамаши – я был вхож в его семью -
не делал исключения.
Она
скитается теперь по адвокатам,
в худом пальто, в платке из полотна.
А те за дверью проклинают матом
ее акцент и что она бедна.
Несчастная, она его одна
на свете не считает виноватым.
Она бредет к троллейбусу. Со дна
сознания всплывает мальчик, ласки
стыдившийся, любивший молоко,
болевший, перечитывавший сказки...
И все, помимо этого, мелко!
Сойти б сейчас... Но ехать далеко.
Троллейбус полн. Смеющиеся маски.
Грузин кричит над ухом «Сулико».
И только смерть одна ее спасет
от горя, нищеты и остального.
Настанет май, май тыща девятьсот
сего от Р. Х., шестьдесят седьмого.
Фигура в белом «рак» произнесет.
Она ее за ангела, с высот
сошедшего, сочтет или земного.
И отлетит от пересохших сот
пчела, ее столь жалившая.
Дни
пойдут, как бы не ведая о раке.
Взирая на больничные огни,
мы как-то и не думаем о мраке.
Естественная смерть ее сродни
окажется насильственной: они -
дни – движутся. И сын ее в бараке
считает их, Господь его храни.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.