До двери пробивался сумрак на него,
Сквозь изморозь, светясь в отдельных звёздах,-
Что собирались в окнах дома старика.
Что помешало пристальней ему взглянуть,-
Так это лампа,- возле рук склонилась.
Что помешало вспомнить, и расслышать всё,-
Так это скрип шагов, - и возраст ёмкий,
Как в бочке с керосином, убывая.
И испугавший в мыслях под собой подвал,
Протопал так, что точно испугал его,
Протопал прочь и напугал глухую ночь,
Которой те знакомы звуки, будь то рёв
В деревьях ветра, треск ветвей, других вещей,
Но только не удары по коробке.
Свет был не для кого, себе лишь нужен,
Где он теперь сидел, весь в мыслях, тех, что знал
Свой тихий свет, но и не только это.
Он высмотрел луну, как бы она была,
Возникшая столь поздно, битая луна,
Что лучше солнца в случаях различных,
Чтоб лучше сохранился снег на крыше,
Сосулькам вдоль стены держаться крепче;
И спал. Но вздрогнула лесина от толчка
В печи, нарушившей его, лишь вздрогнул он.
Ослаблено вздохнул, но не проснулся.
Один старик – один - не заполняет дом,
Село, поля и ферму, или может
Так поступать – как этой зимней ночью.
Я в детстве заболел
От голода и страха. Корку с губ
Сдеру - и губы облизну; запомнил
Прохладный и солоноватый вкус.
А все иду, а все иду, иду,
Сижу на лестнице в парадном, греюсь,
Иду себе в бреду, как под дуду
За крысоловом в реку, сяду - греюсь
На лестнице; и так знобит и эдак.
А мать стоит, рукою манит, будто
Невдалеке, а подойти нельзя:
Чуть подойду - стоит в семи шагах,
Рукою манит; подойду - стоит
В семи шагах, рукою манит.
Жарко
Мне стало, расстегнул я ворот, лег, -
Тут затрубили трубы, свет по векам
Ударил, кони поскакали, мать
Над мостовой летит, рукою манит -
И улетела...
И теперь мне снится
Под яблонями белая больница,
И белая под горлом простыня,
И белый доктор смотрит на меня,
И белая в ногах стоит сестрица
И крыльями поводит. И остались.
А мать пришла, рукою поманила -
И улетела...
1966
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
